Сказав это, женщина запричитала и заплакала. Бабаджи Махашая пытался, как мог, ласковыми словами утешить её, но безрезультатно. От стенаний матери, наполненных сердечной болью, у всех полились слёзы. В конце концов, Бабаджи Махашая не выдержал и спросил: «Ты можешь принести сюда мальчика?» «Я? Могу», — ответила женщина и побежала за сыном. Она принесла ребёнка примерно десятилетнего возраста. Бабаджи Махашая сказал женщине: «Пойди и окуни его в Радхакунде». Она послушалась без колебаний. Спустя три или четыре минуты мальчик обрёл новую жизнь и вышел из воды без посторонней помощи, а мать снова обрела своего сына. Она подвела и положила его к стопам Бабаджи в знак полного предания сына святому исцелителю. Бабаджи обнял мальчика и посоветовал женщине: «Ма, ты тоже пойди и погрузись в воду Радхакунды и затем можете забрать своего ребёнка домой. Нитай Чанд спас его. Теперь нечего бояться». Преданные, находившиеся в это время рядом с Бабаджи Махашая, стали восторгаться необразованной женщиной за её непоколебимую веру, которая дана ей возможность спасти сына, и также сетовать на себя за недостаток веры.
В те времена обычно вокруг Бабаджи Махашая собиралось много разных больных. И у него было только одно средство от всех болезней: он говорил всем желающим исцелиться пойти и нырнуть в Радхакунду.
В ту пору Бабаджи Махашая вёл себя, подобно ребёнку. Как правило, он ходил совершенно раздетым. Если ему давали одежду, он её носил какое-то время, но вскоре кому-нибудь отдавал. Иногда он капризничал, произнося слова типа: «Нет, я не буду мыться». Он всегда ел с неохотой, и его с трудом удавалось уговорить что-нибудь съесть.
После того как Бабаджи Махашая прожил в саду несколько дней, Джоген Бабу забрал его в свой дом в Дарджипархе. Однажды в дом Джогена Бабу пришёл Гириш Гхош, известный драматург, чтобы получить даршан Бабаджи Махашая. Он носил много талисманов и мог с трудом говорить из-за сильной астмы. Бабаджи Махашая ему посоветовал: «Гириш Бабу выброси все свои амулеты. Нитай Чанд прольёт на тебя милость, и ты излечишься от астмы». Гириш Бабу высоко ценил Бабаджи, но не мог поверить его словам. Он снял все свои талисманы и положил в карман. Бабаджи Махашая понял, что у Гириша Бабу недостаёт веры, но всё же заключил его в объятия, которые навсегда избавили драматурга от болезни. С этого времени Гириш Бабу захотел, чтобы Бабаджи Махашая хотя бы один раз пришёл к нему в театр на спектакль. И однажды Бабаджи на его дружеское расположение ответил взаимностью и согласился: «Джоген, сегодня я загляну в твой театр». Вечером Гириш Бабу пришёл опять и сказал: «Баба, сегодня мы ставим Чайтанья-лилу. Если Вы милостиво посетите наш театр, это было бы замечательно». Бабаджи Махашая улыбнулся и ответил: «Пусть будет так, как желает Нитай».
Бабаджи Махашая вместе со своими спутниками пришёл в театр вовремя. Для них в первом ряду были зарезервированы места. Едва они расселись, как началось представление. В это день спектакль отличался от всех прежних. С сидящим в зале Бабаджи Махашая. который был самым настоящим генератором бхакти, вся атмосфера в театре зарядилось энергией бхакти, так что актёры полностью забыли о себе и действовали как настоящие герои, которых они играли, как будто это было не представление, а сама вечная, трансцендентная лила, снизошедшая на сцену. Всё складывалось как нельзя лучше. Зрителям казалось, что они переместились в духовную Навадвипа дхаму, где созерцали Гаурангу, танцующего и поющего в доме Шриваса, и Нитьянанду, который, воспевая и танцуя, шёл от двери к двери, проповедуя Харинаму, превращая грешников, подобных Джагаю и Мадхаю, в святых. Но во время действия спектакля, когда Мадхай с обломком кирпича набросился на Нитьянанду, Бабаджи Махашая издал нечленораздельный звук и упал без сознания. Динабандху Кавьятиртха пытался поддержать его, но, едва коснувшись, зарядился такой сильной энергией божественной любви, что затанцевал в экстазе. Все остальные, кто бы они не были, преданные или атеисты, дотронувшись до Бабаджи, вошли в подобное состояние.
Гириш Бабу пришлось остановить спектакль. Он с удивлением заметил на теле Бабаджи Махашая все саттвика-бхавы. Гириша Бабу также переполнял обновлённый поток преданности, который смёл гордость драматурга и сделал его смиреннее травинки. Когда Бабаджи Махашая пришёл в себя, он упал к его стопам и обратился к нему со сложенными в области сердца руками: «Баба, я очень гордился тем, что написал пьесу о Чайтанья-лиле и поставил её на сцене. Но сегодня по Вашей милости я понял, что Чайтанья-лила проявляется сама по себе. Я также осознал, что потратил свою жизнь в греховных занятиях, из-за которых мне нет места даже в аду. Но Ваша песня-киртан, недавно услышанная мною, до сих пор звучит в моих ушах: