Избранное место для обители называлось Мен и находилось на другом берегу Нила, тогда как монастырь иноков был на острове посреди Нила. Поселясь в монастыре, новая отшельница проводила жизнь в страхе Божием и в святых трудах, как надеялся св. Пахомий. Она вскоре стала духовной матерью многих отшельниц. Под влиянием советов великого аввы она была достойной руководительницей вверившихся ей душ, наставлениями и примером собственным отрешала сердца их от всего земного и возвышала души их к благам небесным, негибнущим.
Св. Пахомий дал отшельницам почти одинаковый со своим монастырский устав; они не носили одного козьего кожуха, который составлял одежду его монахов, но постригали волосы и накрывали голову камилавкой, прикрывавшей голову и плечи. Рукоделие их состояло в тканье льна и шерсти, которые закупал для них тавеннский эконом.
Ни один монах не был допускаем в женин монастырь без особенного дозволения, братья или родственники приходили очень редко и то в сопровождении испытанных старцев, посещаемая сестра тоже была сопровождаема старицей. Не дозволялось ни подносить подарков, ни принимать их от кого бы то ни было, потому что монахини не могли иметь ничего собственного, а все было общее. Всякая светская речь, слух, новость, известие были изгнаны из разговора, одним предметом его было спасение души.
Монахи, приходившие для построек или других необходимых работ, не принимали даже пищи в женском монастыре, но возвращались к себе. Священник и диакон приходили в церковь только для богослужения. Первый духовный отец, которому Пахомий доверил руководство сестер, был инок Петр, почтенный столько же по престарелым летам, сколько по святости своей жизни. Вдовы и девицы были одинаково принимаемы в эту обитель, здесь пострижены сестры Петрония, одного из первых учеников Пахомия, здесь же подвизались в иночестве мать, сестра и бабка Феодора Освященного, любимого ученика Пахомия.
Когда отшельница умирала, сестры с пением псалмов выносили тело на берег Нила, а монахи тавеннские, с таким же пением, неся оливковые или пальмовые ветви, переправлялись из своего монастыря через реку, поднимали покойную и погребали на горе, где было общее Тавеннское кладбище.
Слава о подвигах тавеннских инокинь дошла до Запада. В Риме пробудила она решимость на подвиги девства даже в аристократках, какова была богатая вдова Маркея. К тавеннским подвижницам относится то, что писал блаженный Августин в книге о чистоте жизни кафолической церкви. Отдав честь подвигам иноков и отшельников, он говорит: «Монахини, следуя тем же правилам, служат Богу как бы еще с большею чистотою и рвением; не только отделенные, но и отдаленные от монастырей мужских, пособие которых им нередко необходимо, они терпят, бодрствуют и соединяются с ними лишь в молитвах, милосердии и подвигах; ни один мужчина не может даже приближаться к обители женской, и старцы испытанные, являясь туда лишь для доставления сестрам житейских потребностей, никогда не входят в келью, а только в общие сени. Пустынницы изготовляют шерстяные и льняные изделия как для себя, так и для братий, от которых взамен получают необходимое для жизни».
Преподобный Пахомий почил в 348 году, преподобная сестра его окончила свой подвижнический путь, вероятно, не позднее 355 г.
Во время Палладия, в тавеннском монастыре Мен было до четырехсот сестер. Высокой подвижницей была здесь св. Исидора, называвшаяся по–коптски Варанкис.
Эта святая девственница томилась неудержимым желанием смирять и унижать себя для очищения духа. Чтобы подвергаться от сестер унижению и дурному обращению, она приняла себя вид глупой и помешанной (юродивой) и так искусно вела дело свое, что все считали ее действительно безумной. Она в точности исполняла слова Евангелия: иже хощет в вас вящий быти, да будет всем раб и всем слуга (Мф. 20 26. Мк. 16, 43). Аще кто мнится мудр быти в вас в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет (1 Кор. 3, 18). Вместо того чтобы носить куколь и башмаки, она набрасывала на голову какую‑нибудь тряпку и ходила босая. Она никогда не садилась за трапезу вместе с другими, а довольствовалась крошками и вымывками из посуды, постоянно трудилась в кухне, выполняя все трудные работы, и была служанкой для всех. Многие из сестер обращались с нею как с настоящей безумной, другие били ее, глядели на нее с отвращением, почитая ее бесноватой. Исидора переносила все это спокойно. Никто не слыхал от нее ни ответа грубого, ни ропота: чем жестче бранили и унижали ее, тем более она бывала весела.
Так упражняла она себя в мудром безумии Креста Господня. Только одному Богу была известна скрывавшаяся добродетель, и Он, благой Судья, любящий возносить смиренных даже и в этой жизни, счел нужным обнаружить наконец достоинства Исидоры. Ангел, явясь к Великому Питириму (ученику св. Антония), жившему в Порфиритской пустыне, объявил ему: «Пусть он не считает себя слишком добродетельным и не мечтает о своих подвигах, если хочется видеть душу несравненно совершеннейшую, то в Тавеннской женской обители встретит покрытую ветхим платком девственницу, умеющую радоваться самому грубому и дурному обращению с нею всех сестер и всегда усердную послушницу их, тогда как он, спокойно оставаясь телом в пустыне, мыслию носится по городам».