Узнав о свершившемся чуде, эмир вынужден был признать, что напрасно поверил клевете и несправедливо обошелся с Мансуром. Он предложил ему вернуться на прежнюю должность, но Иоанн попросил, чтобы его отпустили в монастырь.
Вскоре вместе с братом Космой они покинули Дамаск и отправились в Палестину, в монастырь Святого Саввы Освященного. Единственное, что Иоанн взял с собой, раздав все имущество бедным, это фамильная икона рода Мансуров. В благодарность за исцеление Иоанн Дамаскин велел отлить руку из серебра и приложил ее к иконе, за что чудотворный образ получил название «Троеручица».
По историческим данным, Мансур из Дамаска появился в палестинском монастыре приблизительно в 10-х годах VIII века или даже раньше, приняв при монашеском постриге имя Иоанн.
Много лет Иоанн Дамаскин прожил в одном из иерусалимских монастырей, возможно, в монастыре Святого Саввы Освященного, где написал свои знаменитые богословские, философские сочинения и трактаты в защиту икон.
Высказывается предположение, что монах Иоанн Дамаскин также был священнослужителем в храме Гроба Господня в Иерусалиме и написал для праздничных богослужений более девяноста богослужебных канонов, включая песнопения к праздникам Преображения, Троицы, Сретения, Успения Богородицы, Богоявления, Воздвижения Креста Господня, Входа Господня в Иерусалим, Вознесения и другие.
Многие из известных церковных песнопений принадлежали его брату Косме Маиюмскому, который примерно в то же время принял монашество в палестинском монастыре и был посвящен во епископа Маиюмского (Маиюма – портовый город Палестины, гавань Газы).
Но если придерживаться предложенной историками хронологии, как тогда быть с подложным письмом, написанным византийским императором Львом III Исавром или кем-то из его подданных, гневом халифа Язида II, отрубленной рукой?
Ведь византийский император Лев III Исавр, при котором в Византии развернулась борьба иконоборцев с почитателями икон, пришел к власти в 717 году, а свой иконоборческий указ издал еще позже. В это время Иоанн Дамаскин, по мнению историков, уже больше десяти лет находился в палестинском монастыре Святого Саввы…
«Было бы прекрасно, если бы истина как бы являлась нам обнаженной и без завесы, а мы, люди, обладали всезнанием. Но поскольку быстротекущее время, словно накинутый на глаза покров, ослабляет наше знание, следует довериться молве и слухам и хоть как-то вывести на свет события прошлого и не дать им погрузиться в реку забвения», – пишет анонимный византийский хронист X века, Продолжатель Феофана (Феофана Исповедника, ок. 760–818), объясняя, почему не следует отвергать любую дошедшую из древности «молву».
Автор «Арабского жития Иоанна Дамаскина» не скрывает, что свой рассказ он составил из многочисленных разрозненных сведений и полезных для читателей историй. «Я уже раньше слышал о нем отдельные рассказы и нашел очень краткие упоминания, записанные во многих историях отцов, его современников, и отдельные части. Я собрал все это, кое-что выпустил, так как нашел, что эта часть истории не соответствует ее основному характеру, и сделал из этого один связный рассказ», – пишет монах Михаил в предисловии, подчеркивая литературный характер своего сочинения.
Как всякий автор, работающий в историческом жанре, он что-то обобщил, а кое-что поменял местами, заботясь о том, чтобы создать образ Иоанна Дамаскина.
Это вовсе не значит, что описанных монахом Михаилом событий не было, – просто они могли происходить в другой последовательности и, возможно, не совсем так, как это изложено в «Арабском житии». Но по большому счету некоторое искажение хронологии никак не умаляет подвига Иоанна Дамаскина, который в своей тихой келье вступил в борьбу с распространившейся в то время иконоборческой ересью.
За несколько веков поклонение святым иконам «обросло» множеством суеверных, полуязыческих верований. Все чаще с икон соскабливали краску и употребляли ее вместе со Святыми Дарами; или крестным отцом ребенку назначался не человек, а икона какого-нибудь христианского мученика. Святым образам стали приписывать магические свойства. Некоторые аристократы устраивали дома алтари из икон и на них совершали обряды, переставая ходить в храм. Или же какой-нибудь священник в своем непомерном рвении мог распорядиться убрать из церкви все кресты, а на их месте установить иконы.