«Я знаю, что ты отрёкся от всего и не осталось даже ракушки[76], которую ты мог бы назвать своей. Но разновидность храма, что Я прошу тебя соорудить, можно построить только после полного отречения. Когда человек отказывается от всего материального, он может воздвигнуть храм в своём сердце. Мне нравится жить в сердце преданного даже больше, чем на Вайкунтхе. Ты построил много храмов снаружи, воздвигни один внутри себя, чтобы Я мог пребывать в нём вечно. Сегодня Я стою перед твоей дверью и прошу о таком подаянии».
«Тогда, Прабху, позволь мне узнать, что я должен делать, чтобы моё сердце превратилось в Твой храм».
«Сначала обойди весь Врадж, чтобы увидеть различные места, связанные с Моими лилами. Затем совершай бхаджан на Говардхане. Когда ты будешь прогрессировать в бхаджане, тогда ты сам поймёшь, что нужно делать, чтобы твоё сердце стало подходящим местожительством для Меня».
Дала Бабу пустился в паломничество по Враджа-мандале. Он увидел все святые места, связанные с Кришна-лилой. Затем поселился в пещере на Говардхане и совершал там бхаджан. Каждое утро он обходил Гирирадж. После парикрамы сидел в пещере и делал весь день бхаджан. А поздно вечером выходил за мадхукари.
Как-то утром, когда он был на парикраме, пуджарий храма Гирираджа сказал ему: «Баба, не ходи сегодня за мадхукари. Я сам вечером приду в твою пещеру и принесу прасад Гирираджа».
Вечером началась гроза и продолжалась до ночи. Ливень был настолько сильным, что пуджарию было невозможно выйти во двор. Пуджарий не находил себе места, беспокоясь о Лале Бабу, кто, он думал, должно быть, очень голоден, поскольку принимал прасад только раз в сутки после парикрамы и бхаджана. Когда ливень поутих, он подумал о доставке прасада Лале Бабу. У него уже был приготовлен поднос, полный прасада и находящийся в храме. Когда он вошёл в храм, то к своему удивлению обнаружил пропажу подноса. У него не оставалось времени подумать о том, куда прасад мог исчезнуть. Он быстро собрал другой поднос и проследовал к пещере.
Как только он добрался до Лалы Бабу, тот спросил его: «В чём дело, пуджарий? Что ты там ещё принёс? Я не смог съесть даже то, что ты принёс раньше. Посмотри, прасад всё ещё лежит здесь».
Пуджарий был потрясён от изумления, увидев исчезнувший поднос с прасадом в пещере Лалы Бабу.
«Кто принёс это?» — воскликнул он вдруг.
Лала Бабу поглядел с удивлением на пуджария и сказал: «Что?! Ты хочешь сказать, что не приносил прасад?»
«Я не приносил его и не посылал с кем-либо».
«Нет, нет, ты принёс поднос. И я отчитал тебя за то, что ты всю дорогу шёл под ливнем и насквозь промок, но ты только улыбнулся и сразу ушёл. Это удивительно, как ты так быстро обо всём забыл. Ты случайно не бханг[77] принял?»
Пуджарий знал, что не употреблял бханг. Он уставился на Лалу Бабу долгим взглядом, увлажнённым слезами, обильно текущими по щекам, и затем, внезапно протянув свои руки с намереньем коснуться его стоп, произнёс: «Баба! Ты так удачлив. Ты с помощью своей любви так овладел Гирираджем, что он не смог видеть, как его преданный голодает, и, приняв мою внешность, сам пришёл к тебе с прасадом в ливень".
От этих искренних и волнующих слов всё тело Лалы Бабу наполнилось ашта-сатвика бхавами, и он рухнул на землю без сознания. Придя в себя, он начал говорить прерывающимся голосом и со слезами на глазах: «Прабху! Ты принял так много беспокойств, заботясь о Своём недостойном слуге, который даже не смог узнать Тебя. Как кто-то может опознать Тебя, если Ты не хочешь быть узнанным? Но если Ты так добр к не заслуживающему внимания слуге, то почему пришёл, изменив Свою внешность? Разве это не усиливает его страдания в разлуке?»
Многие годы Лал а Бабу в уме принимал сиддха Кришна Даса Бабаджи из Говардхана своим гуру. Но потом как-то попросил у него дикшу. Тот ответил: «Время для твоей инициации ещё не наступило. Некоторые тонкие самскары[78] твоей предыдущей жизни продолжают портить твой бхаджан. Ты должен сжечь их в огне вайрагьи (принятие аскезы отречения от мира). Когда это случится, я сам приду к тебе и дам дикшу, ты же не должен приходить ко мне».
76
Когда-то в Индии вместо мелких монет использовались определённого вида ракушки, (прим, переводчика)