Баба потерял зрение, но у него оставался хороший слух. И всё же он не мог слышать слов Рама Дживана Бабы, поскольку у него отсутствовало внешнее сознание.
На неровном полу чатари, с выбоинами здесь и там, с одной стороны стояли глиняные кувшин с водой, карава и блюдо. С другой стороны лежали кусок рогожи, на котором Баба сидел и одеяло, сшитое из лоскутов, одна половина которого висела на его плече, а другая валялась на полу. Ничего больше в комнате не было. Баба был полуголый, он носил только набедренную повязку. Казалось, пронизывающий холод в декабре месяце не являлся для него чем-то, заслуживающим малейшего внимания.
Баба обычно не давал дикшу всем желающим. У него было всего лишь четыре ученика, из которых самым известным был Анураги Баба. Он не позволял ученикам жить вместе с собой. Однако, Анураги Баба время от времени приходил и жил у него, но сейчас он был совсем один.
Мы сели и стали ждать какого-нибудь признака, указывающего на то, что Баба вернулся во внешнее сознание. Но на протяжении длительного времени ничего не появлялось. Баба сидел, не шевелясь, как статуя. Это было его нормальным состоянием. Он, как правило, всегда находился в во внутреннем мире, трансцендентной реальности развлечений Радхи и Кришны и выходил из него по воле случая, в особенности, когда к этому его принуждали потребности тела. Даже удовлетворяя запросы тела, он по обыкновению терялся в медитации, и телесная активность, такая, как приём пищи или посещение туалета, становилась автоматической, то есть, делом привычки, или замедлялась, или останавливалась и оставалась сдерживаемой на многие часы.
После того, как мы прождали до вечера, Рама Дживана крикнул: «Радхея, Радхея!» Ему пришлось громко кричать несколько раз прежде, чем послышался тихий голос Бабы: «Кто?» Казалось, он находился на большом расстоянии от нас. Рама Дживана ответил: «Я, Рама Дживана». Затем представил меня и сказал: «Он приехал из Вриндавана получить Ваш даршан. Пожалуйста, окажите ему милость». Баба некоторое время сохранял молчание. Потом начал петь песню, описывающую, как вечером Кришна и Баларама возвращаются из леса вместе с пастушками и коровами. Кришна играл на флейте, а пастушки трубили в рожки и танцевали в то время, как гопи, переполненные радостью и эмоциями от созерцания Кришны, стояли на своих балконах и пели благоприятные песни. Баба описывал события, которые только что видел. Он был хорошим певцом, даже в сто десятилетнем возрасте его голос был очень приятен. Когда он пел, казалось, что это поёт не старый Баба, а пастушка Враджа, охваченная эмоциями от вида Кришны, которая не может удержаться от желания излить своё сердце в песне. Закончив петь, Баба опять погрузился в глубокую медитацию. Мы, стараясь не шуметь, вышли из комнаты, оставив его наслаждаться возвращением Кришны домой.
Очень мало известно о ранней жизни Шачинанданы Даса Бабаджи. Он родился в Бенгалии, но в каком месте, никто точно не знает. Баба как-то рассказывал Анураги Бабе, что с детства очень любил слушать Кришна-катху и киртаны. Даже если катха или киртан организовывались ночью в месте на расстоянии в десяти милях от его дома, он, не раздумывая, отправлялся туда, даже не предупредив никого из своей семьи, и оставался там на всю ночь, а утром возвращался домой. Когда его ругали и наказывали за это, он молился об освобождении от семейных связей. Его молитвы были услышаны, и Господь даровал ему необходимые силы разорвать семейные узы. Как-то ночью он сбежал из дома, а после двухлетнего паломничества по разным святым местам пришёл во Вриндаван. У него уже была дикша, и, придя во Вриндаван, он принял веш от сидха Джаганнатха Даса Бабаджи. Некоторое время он бродил по Враджу и, в конце концов, поселился в чатари, где прожил больше восьмидесяти лет, к тому моменту, когда я в первый раз увидел его вместе с Рама Дживана Бабой.
Анураги Дас рассказывал, что однажды, когда он жил вместе с Шачинанданой Бабаджи, случился невиданный доселе ливень, в результате чего затопило всю территорию вокруг их прибежища и было очень трудно заходить и выходить из чатари. Анураги Дас попросил своего гуру переселиться в какое-нибудь другое место, главным образом, из-за того что змеи и другие ядовитые твари, спасаясь от наводнения, заползали в чатари. Но он не соглашался куда-либо уходить. Ночью, когда продолжало лить, как из ведра, его в палец ужалил скорпион, и Баба застонал от мучительной боли. Анураги Дас перетянул ему палец шнуром, чтобы яд не распространился по всему телу и затем хотел пойти узнать о каком-нибудь способе лечения. Но из-за ливня было невозможно выйти наружу. Баба сказал ему: «Не волнуйся. Я скоро погружусь в лилу и не буду чувствовать боли». Что и произошло на самом деле. На следующее утро, когда Анураги Дас спросил его о боли, Баба о ней уже забыл.