Я никогда не убивал женщин. Я предполагал, что когда-нибудь это сделаю, но не какую-нибудь тощую девчонку, и не в неистовстве траха и ударов ножом, как тот упырь Шоу.
Я даже не пытаю своих подопечных так. Тщательная подготовка всегда была для меня прелюдией.
Теперь в моем сознании проносится бесконечный поток возможностей, словно в мозгу открылась новая дверь.
Что я могу с ней сделать...
Что я могу заставить ее почувствовать...
Кровь бурлит в моих жилах, каждый нерв оживает.
На мгновение план Аластора удался. Я поддаюсь искушению...
Затем я захлопываю дверь.
Я не убью эту девушку.
Даже если бы я расправился с ней самым беспристрастным образом, это все равно создало бы извращенную связь между мной и Аластором, от чего я постоянно отказывался.
Я не дам Аластору того, чего он хочет. Не после того, как он вторгся в мое священное пространство.
Он будет наказан, а не вознагражден.
Остается только два варианта.
Я могу сыграть героя, спасти девушку.
Это вызовет всевозможные нежелательные осложнения. Она видела мое лицо, и кто знает, что она видела о Шоу. Она может привести копов сюда.
Другой вариант - просто... пройти мимо.
Аластор глубоко порезал ее, а ночь холодная. Мы в милях от цивилизации. Она истечет кровью на тропинке. Тогда Аластору придется самому убирать за собой мусор.
Мне не нравятся свободные концы. Если кто-то найдет ее тело, если полиция будет рыскать вокруг, мы будем всего в миле от моей свалки.
Но шахта хорошо спрятана, не отмечена ни на одной карте.
Единственный способ выиграть в этой конкретной игре - отказаться от нее. Именно это больше всего разозлит Шоу.
Поэтому я бросаю последний взгляд на красивое истерзанное тело девушки.
Затем переступаю через нее и продолжаю свой путь.
Мара
Я лежу на земле, все мое тело пульсирует, горит, покрыто порезами и синяками. Некоторые раны вспыхивают острой агонией - особенно болит челюсть от столкновения с землей. Остальные части меня настолько тяжелы, что я могу оказаться запертой в цементном костюме. Я отяжелела, сжалась. Впервые в жизни я понимаю, почему это может быть облегчением - позволить душе выскользнуть из тела. Боль берет верх над страхом.
Я знаю, что из моих запястий течет кровь, но я ее почти не чувствую, и это пугает меня больше всего на свете.
Мне становится все холоднее и холоднее.
Я слышу шаги, приближающиеся по тропинке, и застываю, думая, что этот чертов психопат вернулся. Он притворился, что ушел, просто чтобы поиздеваться надо мной.
Но в шагах что-то изменилось.
Человек, который привел меня сюда, шел тяжело. Эти шаги такие легкие, такие неуловимые, что на мгновение мне кажется, что они мне привиделись. В груди вспыхивает надежда, что это может быть кто-то другой, может быть, даже женщина...
Затем я поворачиваюсь и вижу, как сама смерть приходит за мной.
Мужчина высокий, стройный и смуглый.
На нем черный костюм, безупречно сшитый, но неуместный в этом бесплодном месте. Он резко выделяется на фоне бледной плоти его горла и рук. Его черные волосы, густые и блестящие, обрамляют самое красивое лицо, которое я когда-либо видела.
Художник всегда обращает внимание на соотношения и пропорции.
Его темные миндалевидные глаза, прямые брови, линия носа, высокие скулы и тонкая, как бритва, челюсть, все это дополнено безупречным изгибом губ - я никогда не видела такого идеального баланса.
Это настолько сюрреалистично, что я думаю, что у меня, должно быть, галлюцинации.
Особенно когда он останавливается и встает надо мной, глядя вниз.
Я никогда не видела такой холодности в человеческом лице.
Его глаза блуждают по мне, вбирая в себя каждую деталь.
Его черты неподвижны. Ни малейшего сочувствия.
И все же самая отчаянная часть меня, та, что отказывается верить в происходящее, заставляет меня хныкать за пленкой, моля о пощаде, умоляя его помочь.
Я не знаю, тот ли это человек, который привел меня сюда, или нет. Кажется невозможным, чтобы два разных незнакомца могли гулять по этому пустынному участку леса, но меня сбивает с толку то, как он меня осматривает.
Если это кто-то другой, почему он не помогает мне?
Я кричу за лентой, горло пересохло, звук эхом отдается во рту.
Я смотрю на него, растерянная, разъяренная.
Он просто смотрит на меня.
Потом переступает через меня, словно я мешок с мусором, валяющийся на дороге. И уходит, черт возьми, прочь.