— Нет.
— А как насчет человека, который тебя похитил? — Я подошел к ней вплотную и смотрю на нее сверху вниз. — Что с ним?
Ее грудь вздымается и опускается, все быстрее и быстрее, но она отказывается сделать шаг назад.
— Ты, должно быть, хочешь отомстить. Он связал тебя. Проколол тебе соски.
Я смотрю вниз на ее грудь. Мара никогда не носит лифчик. Ее небольшая грудь и маленькие соски регулярно видны под тонкой материей топиков и платьев. Тем более что через соски продеты серебряные кольца, которые она до сих пор не сняла.
— Почему ты их до сих пор не сняла, Мара? Кажется, я знаю, почему...
Она смотрит на меня, эти широкие, дикие глаза по обе стороны наглого носа и злобного рта...
— Зачем? — требует она.
— Как напоминание. Ты не хочешь забывать. А значит, не хочешь прощать.
Ее зрачки расширяются, как капля масла, растекающаяся по воде.
Я произношу мысли прямо из ее мозга.
— Он перерезал тебе вены. Оставил тебя умирать. Нет... хуже того. Оставил тебя как посмешище. Гребаной шуткой. Он даже не закончил убивать тебя, вот как мало ты для него значила. Он даже не остался посмотреть, как ты умираешь.
Правда в том, что Аластор не стал задерживаться, потому что знал, что не сможет скрыться от меня.
Но я говорю Маре то, что она знает как правду... Человек, который напал на нее, видит в ней меньше, чем мусор. Меньше, чем грязь. Насекомое, бьющееся и умирающее на подоконнике, не достойное даже его внимания.
— Ты причинишь ему боль, Мара. Ты хочешь причинить ему боль. Он заслуживает этого. Если никто не остановит его, он будет продолжать причинять людям боль. Это было бы больше, чем справедливость... Это было бы хорошо.
Мара смотрит на меня, глаза пылают, лицо раскраснелось.
Ангел-праведник перед лицом демона.
— Злые люди всегда хотят оправдать свои поступки, — говорит она. — И не тем, что рассказывают тебе все свои причины. Нет... они хотят давить на тебя, гнуть тебя, ломать тебя, пока ты не сломаешься. Пока ты не сделаешь то, что, как тебе казалось, ты никогда не сделаешь. Пока ты даже не сможешь узнать себя. Пока ты не станешь таким же плохим, как они. Так они оправдывают себя... пытаясь сделать тебя таким же, как они.
Теперь между нами нет пространства. Мое лицо в нескольких дюймах от ее лица, наши тела так близки, что ее и мое тепло излучаются в одном непрерывном цикле, подпитывая ад между нами.
— Ты бы не убила его? Если бы он был здесь, сейчас, такой же беспомощный, как ты в ту ночь?
Она встречает мой взгляд, не дрогнув. — Нет.
— А если бы он не был беспомощным? Что, если это был он или ты?
Она пристально смотрит мне в глаза. — Тогда я бы сказала ему... что на этот раз тебе не удастся подкрасться ко мне. Мы теперь лицом к лицу.
Она все еще думает, что это мог быть я.
Она думает, что я сделал это с ней.
И все же она здесь, сейчас, наедине со мной в этой комнате, на расстоянии дюйма друг от друга, ее губы такие же припухшие и покрасневшие, как мои...
Она более извращенная, чем я когда-либо смел мечтать.
16
Мара
В день выступления New Voices я так нервничаю, что меня тошнит в сточную канаву по дороге на шоу.
Коул сказал, что пришлет за мной машину в 9:00.
В 8:20 я отправилась пешком.
За последние несколько недель я узнала Коула Блэквелла ближе, чем могла себе представить. Мне кажется, я знаю его лучше, чем кто-либо другой в этом городе, потому что только рядом со мной он сбрасывает маску. И это не одна маска, а десятки.
Я наблюдаю за тем, как он поднимает каждую из них на лицо, одну за другой, каждую из которых он подбирает специально для того человека, с которым разговаривает.
Маска моего босса Артура - это маска бизнесмена, эмоционально привязанного к своему молодому протеже - в случае Коула, с оттенком слишком явного романтизма.
Маска, которую он надевает на большинство своих сотрудников, - это маска отстраненного, авторитарного художника. Он заставляет их прыгать от его диких требований, при этом выдвигая достаточно необычные просьбы, чтобы замаскировать то, чего он на самом деле хочет...
Маска, которую он надевает для Сони, - самая поганая из всех, потому что кажется самой интимной. Рядом с ней он демонстрирует свою безжалостность и злой юмор. Он даже признается ей в нелестных вещах. Но потом он поворачивается ко мне, и я вижу, как оживление спадает с его лица, обнажая абсолютную пустоту под ним. Соня никогда не видела этого зрелища, даже на долю секунды. Он слишком осторожен. Он никогда не поскользнется.
Все, что он делает, обдуманно и безупречно.
Я не настолько глупа, чтобы не понимать, что он может использовать маску и на мне. Самую обманчивую из всех, потому что она наиболее приближена к реальности.