Он выхватывает кисточку из моей руки и откладывает ее в сторону.
— Что пройдет более гладко? Какого черта ты делаешь? — кричу я.
У меня начинается гипервентиляция. Завязки на запястьях навевают ужасные воспоминания, и все это в один миг.
Коул не отвечает мне.
Вместо этого он придвигает стул и кладет на него сумку - черную кожаную сумку, которая открывается сверху, как старомодный докторский саквояж.
Он расстегивает лямки моего комбинезона, позволяя нагруднику упасть до пояса. Затем он обеими руками хватает меня за майку и разрывает ее на части. Моя грудь вываливается на свободу, соски становятся твердыми, а грудь обнажается перед его взором.
Мы оба смотрим вниз, разглядывая мои сиськи. На серебряные кольца с одной бусиной в центре, сверкающие, как дождь в волосах Коула.
Его взгляд скользит по моему телу. К татуировке на моих ребрах.
— Логан сделал это с тобой, — мягко говорит Коул.
Это не вопрос.
— Откуда ты это знаешь? — требую я.
Коул опирается рукой о стену и наклоняется ближе, его губы почти касаются ободка моего уха. Почти, но не совсем.
— Я знаю о тебе все, Мара. Все, — бормочет он. — Я знаю, что ты трахнулась с ним, чтобы бросить мне вызов. Чтобы показать мне, что я не могу тебя контролировать. И может быть, я не могу контролировать тебя - не всегда. Но ты была отдана мне.
Я была отдана ему?
Что, черт возьми, это значит?
— Теперь ты моя, Мара. Ты принадлежишь мне, хочешь ты этого или нет.
Он проводит пальцами по бокам моей груди, вдоль изгиба, где грудь соединяется с ребрами. Мои соски тверже бриллиантов. Они могут порезать ему лицо, если он наклонится слишком близко.
Кончиками пальцев он обводит змеиное тело.
— Я не могу допустить, чтобы на тебе был след другого мужчины.
— Я сделала эту татуировку, — шиплю я.
— Я придумал татуировку получше.
Он заглядывает в сумку доктора. Вытаскивает татуировочный пистолет.
— Ты с ума сошел? — кричу я.
— Не волнуйся, — говорит он. — Я практиковался последние несколько часов.
— На ком?!
Он просто улыбается.
— Сейчас все ровно. Я все еще совершенствую свою технику.
Коул моет мою кожу зеленым мылом, тоже взятым из сумки. У него там действительно есть все, что нужно.
— НЕ СМЕЙ...
Он выстреливает из пистолета с тем высоким жужжащим звуком, который мне слишком хорошо знаком.
Я вскрикиваю, пытаясь вывернуться из его рук.
— Если ты не будешь стоять на месте, результат тебе не понравится, — говорит он.
Он прижимает кончик пистолета к моим ребрам, превращая мой крик в пронзительный вопль.
Я чувствую укол иглы, когда она пронзает мою кожу, занося чернила глубоко внутрь, откуда их уже не удалить.
Инстинктивно я замираю.
Я не могу остановить Коула. И я очень не хочу, чтобы по моим ребрам расползлась чертова каша.
Пистолет движется медленно, уверенно. Хотя я знаю, что татуировочный пистолет работает как швейная машинка, погружая иглу под кожу через равные промежутки времени, на самом деле это похоже на то, как будто кто-то рисует на тебе острым пером.
Я смотрю вниз, пытаясь понять, что он рисует.
С такого ракурса, вверх ногами, понять это невозможно.
Руки Коула движутся по мне, сильные и умелые. Теплее, чем я могла бы предположить. На самом деле его голые руки на моей плоти удивительно приятны, в отличие от укуса иглы.
Каждый раз, когда он выдыхает, его дыхание скользит по моей талии. Оно проходит по линии, где мой джинсовый комбинезон соприкасается с голой кожей.
Коул - левша. Раньше я этого не замечала.
Его левая рука управляет пистолетом плавным, уверенным движением, а правая лежит на моем бедре. Крепко обхватывает меня. Держит меня на месте.
У меня никогда не было возможности рассмотреть его так близко.
Его волосы невероятно густые, как мех животного. Когда он наклоняет голову, они касаются моей кожи, мягкие и слегка влажные.
Хотя я знаю, что он старше меня, его кожа удивительно гладкая. Может быть, потому, что он выражает свое лицо только тогда, когда кто-то за ним наблюдает.
Почти все оживление на его лице исходит от этих прямых темных бровей. Они напоминают мне сёдо на бледно-белой бумаге. В японской каллиграфии нет двух одинаковых мазков. Так и на лице Коула: эти брови - чернильные штрихи, придающие смысл его бездонным черным глазам.
Он полностью сосредоточен на мне, взгляд устремлен внутрь, челюсть сжата. Мое дыхание замедляется в такт с его. Вдох. Выдох. Вдох.
Его красота завораживает. Я смотрю на него, а не на татуировочный пистолет. Чувствую его прикосновение, а не прикосновение стали.
Он чувствует, как я расслабляюсь. Он смотрит мне в лицо.