Покачивая бедрами, я начинаю скакать.
Я скачу на нем, когда его член полностью входит в мою задницу. Я скачу на нем все сильнее и сильнее, в такт песне.
Убегай, убегай и никогда не возвращайся
Убегай, убегай, убегай, убегай.
Покажи им, что твой цвет - черный...
Когда я понимаю, что нахожусь на грани, я поднимаю его руки и обхватываю ими свое горло. Я позволяю ему душить меня, его пальцы сжимаются все сильнее и сильнее, пока перед глазами не вспыхивают черные искры, заглушая музыку и комнату, заглушая все, кроме чистых ощущений.
Последний оргазм - это гораздо больше, чем наслаждение. Это детонация внутри меня, которая разрывает меня на части, разрушая все, чем я была раньше.
Я разлетаюсь на куски, la petite mort, смерть Мары.
Я не знаю, соберусь ли я когда-нибудь снова.
Или какую форму я приму, если это произойдет.
31
Коул
Когда мы закончили, я отнес Мару в душ. Я купаю ее медленно и осторожно, намыливаю волосы, втираю шампунь в кожу головы.
Я мою каждый ее сантиметр. Грудь, спину, руки, ноги, даже крошечные промежутки между пальцами.
Она полностью подчиняется мне. Позволяет мне двигаться и манипулировать ею. Прислонившись затылком к моей груди, с закрытыми глазами, совершенно обессиленная.
Не знаю, когда я передумал ее убивать.
Может быть, в тот момент, когда она подняла руку и позволила мне застегнуть наручники на ее запястье.
А может, и раньше, когда я открыл дверь и увидел ее в черном платье. Она прекрасна, бесконечно прекраснее Ольджиати. Я не могу разбить ее.
Я заворачиваю ее в мягкое, пушистое полотенце и несу в жилое помещение, примыкающее к студии. Я редко сплю здесь, поэтому в помещении царит чистота гостиничного номера, а одеяла на кровати натянуты еще со времен последнего визита домработницы.
Я укладываю ее на хрустящие подушки и спрашиваю: — Ты голодна? Хочешь пить?
На меня это не похоже - быть заботливым. На самом деле, мне кажется, я никогда раньше этого не делал. Мне нравится тестировать людей, смотреть, как они влияют на меня, как они влияют на других людей.
В данном случае мои мотивы несколько иные. Я хочу оживить Мару, потому что хочу снова поговорить с ней. Я хочу узнать, есть ли у нее еще какие-нибудь идеи для незаконченных скульптур. И я хочу знать, как она относится к тому, что мы сделали.
Более того... Я хочу услышать все, что она решит мне сказать. Обычно я точно знаю, какую информацию хочу получить от человека. Мара удивляет меня комментариями и мыслями, которых я не ожидал. Позволять ей говорить свободно гораздо приятнее, чем манипулировать ею.
Она для меня постоянная загадка. Я был потрясен тем, что она приехала сюда, уже понимая динамику отношений между мной и Шоу. С поразительно ясным пониманием того, кто и что я такое.
Ее безрассудство превосходит все, что я видел. Она отдала свою жизнь в мои руки - добровольно. Свободно.
Она доверяла мне. Верила в меня.
Я должен испытывать отвращение к ее идиотизму. К ее роковой ошибке.
И все же... каким-то образом она была права. Она знала, что я сделаю, лучше, чем я сам.
Я никогда раньше не был в таком положении. Я свободен. Плаваю в пространстве. Ни в чем больше не уверен.
Я проверяю холодильник на маленькой кухне. Он заполнен напитками и закусками, хотя обычно домработница выбрасывает продукты и покупает новые, потому что я часто забываю поесть во время работы.
Я готовлю тарелку с фруктами и сыром, наливаю два бокала рислинга, хорошо охлажденного. Отнеся еду на кровать, я вижу, что Мара уже сидит, ее влажные волосы темной веревкой перекинуты через плечо, глаза серебристые в отраженном свете телевизора.
— Хочешь посмотреть фильм? — спрашивает она меня.
Улыбаясь про себя, я ставлю перед ней еду. Мара обладает невероятной способностью воспринимать странное как обычное. Продолжать жить своей повседневной жизнью, что бы с ней ни случилось.
Она набрасывается на еду, запихивая в рот «BellaVitano» и малину.
— Я умираю с голоду, — говорит она без всякой необходимости.
Я ем то же самое, что и она, в том же порядке. Пробую острый ореховый сыр и терпкую малину как одно блюдо. В промежутках потягиваю вино, позволяя ему переливаться во рту. Закрываю глаза, как это делает Мара, и сосредотачиваюсь на еде.
— Это не лучше секса, — говорю я. — Но это чертовски вкусно.
Мара смеется.
Не знаю, смеялась ли она когда-нибудь раньше. Мне нравится, как он вырывается из нее, горловой и довольный.
— С некоторыми людьми это лучше, чем секс, — говорит она. — Но не с тобой.