В то черное воскресенье возле святыни собралось более двадцати тысяч паломников, и если случилось чудо, то оно заключалось в том, что в панике погибли всего сто пятьдесят восемь человек. Многих затоптали насмерть сотоварищи-богомольцы; несколько человек скончались от сердечною приступа или апоплексического удара; другие; оказавшиеся, на возвышении у алтаря или рядом с помостом, получили смертельные ожоги, а многие погибли в давке во время бегства с лужайки. И еще очень многие получили серьезные травмы и увечья. Состояние множества присутствовавших там инвалидов критически ухудшилось. Странно, что к тем, кого Алиса исцелила прежде, вернулись их прежние хвори и недуги, как будто смерть девочки отменила все чудеса.
Множество неудачливых богомольцев, в том числе священнослужителей и монахинь, заявляли, что видели, как земля разверзлась. Но все они страдали от нервного расстройства, и даже спустя несколько недель их состояние здоровья характеризовалось в лучшем случае как «нестабильное». Факт оставался фактом, что у сотен, может быть, даже у тысяч свидетелей воспоминания об инциденте совершенно стерлись: все, что они могли вспомнить, это яростную бурю и бегство с лужайки.
В средствах массовой информации было множество домыслов — от дикого стремления к раздуванию сенсаций в так называемой желтой прессе (как будто этот инцидент еще требовалось раздувать) до преднамеренно сдержанных научных и философских точек зрения в более консервативных изданиях. Фенн больше не участвовал в этом представлении. Он уволился из «Курьера» и отказался от предложений национальных информационных агентств. Он даже отказывался отвечать на вопросы, касающиеся событий той ночи. Может быть, когда-нибудь, когда в голове прояснится и нервы успокоятся, он сядет и напишет правдивую книгу о Бенфилдской святыне. Но эту книгу будут продавать как беллетристику — кто же поверит приведенным в ней фактам?
Он улыбнулся, вспомнив звонок взволнованной Нэнси из Штатов. Ее начальство хотело видеть Фенна там, предлагало ему место в «Вашингтон пост»: его просили «назвать свою цену» за полную историю об этом святилищё. Он отклонил предложение, и Нэнси на другом конце провода разразилась пылкой речью. Поняв, «что сейчас что-то будет», и с ужасом вспоминая случившееся с ней в церкви Святого Петра, она одной из первых убежала с лужайки. После того случая американка была так напугана, что при малейшем намеке на какие-либо неприятности спешила прочь. В отличие от большинства охваченных паникой людей она сразу же бросилась в церковный двор, понимая, что все выходы будут забиты, и следовала за человеком, которого приняла за Саутворта, владельца местной гостиницы, но на кладбище потеряла его из виду. Нэнси воспользовалась выходом через церковь и пропустила финал. Вот об этом-то она больше всего и жалела. То есть, конечно, радовалась, что осталась жива, но не могла себе простить, что не увидела столпотворения. Нэнси убеждала, упрашивала, угрожала, но Фенн отказался от сотрудничества. Она все еще злилась, недовольная окончанием разговора, но, прежде чем бросить трубку, успела крикнуть:
— Я люблю тебя, подлеца!
Онемевшими пальцами Фенн потер виски и подумал о тех, кто умер там, на лугу. Толстяка Таккера, местного предпринимателя, нашли лежащим в грязи с посиневшим от сердечного приступа лицом Его главная помощница, женщина, имени которой Фенн не мог вспомнить, лежала сверху, словно стремилась защитить собой его жирное тело от топчущих ног. По иронии судьбы ее мать нашли неподалеку, мертвой: у нее тоже не выдержало сердце. Работодатель и мать умерли одновременно от одной и той же причины — не удивительно, что женщина пребывала в шоке. Жена Таккера, которую тоже нашли поблизости, ничего не помнила, кроме того, что потеряла сознание, пытаясь убежать с лужайки.
Епископ Кейнс погиб вместе со священниками и служками. На них упало дерево, и кого не придавило, те сгорели.
Джорджу Саутворту повезло больше, хотя некоторые так не считали. Его нашли в церкви Святого Иосифа — трясущееся, жалкое подобие человека Его пришлось под руки выволочь из церкви, поскольку он вопил и отказывался идти между скамьями к треснувшей двери. Кроме сломанной двери и разбитого витража (и то и другое приписали действию молнии), в церкви не было никаких повреждений, но Саутворт настаивал, что вся церковь рухнула.
Еще была Молли Пэджетт.
Фенн закрыл глаза, но образ охваченного пламенем тела сделался еще явственнее. Бедная, бедная женщина! Какие страдания пришлось ей перенести в последние минуты жизни: прежде чем умереть в мучениях, увидеть, как ее дочь застрелили и как потом она воскресла и превратилась во что-то невообразимое. Возможно, даже лучше, что Молли умерла, как ни ужасна была ее смерть, поскольку воспоминания наверняка все равно убили бы ее, только смерть была бы медленной и еще более мучительной.