Не на голых каменных склонах. Не в лесу, ведущем к горам: слишком опасно - по лесу бродят охотники, слишком близко к тропе, слишком очевидно. Дик был осторожный парень. Он наверняка выбрал тайник с таким расчетом, чтобы к нему легко было подобраться, не вызывая подозрений. Точнее говоря, чтобы контейнер безошибочно подобрали его английские дружки. Место, которое укажет им Анна, если что-нибудь случится. Анна...
Внезапно он вспомнил утренний разговор на кухне, вспомнил, как она напряженно застыла, когда американец остановился перед большим снимком Финстерзее. Он и сам напрягся, но только потому, что американец казался ему все более подозрительным. Но что случилось с Анной? Может, американец высматривал тайник? Как и я сейчас, подумал Иоганн. Он посмотрел на три обломка скалы, залитые серебристым светом.
Это невозможно, сказал он себе. Я проходил мимо этого снимка сотни раз, не думая ни о чем, кроме - как сказал американец? - потрясающего мастерства Дика. И выставить такой снимок на самом видном месте? Сумасшествие, форменное сумасшествие. Но ты сам проходил мимо десятки раз, напомнил он себе, ни о чем не догадавшись. И ни за что не вспомнил бы о проклятой фотографии, если б не стоял сегодня рядом с Анной, или не гадал бы о судьбе пропавшего снаряжения.
Он оторвался от своих размышлений и зашагал по мягкой траве. Подойдя поближе к трем камням, он заметил темную тень там, где смыкались два обломка. Тут ничего нельзя было спрятать - тонкая щель, просто трещина. Его возбуждение улеглось, он почувствовал разочарование, как всякий человек, поддавшийся самообману.
Иоганн хотел было отвернуться, но вдруг заметил россыпь цветков на побегах шиповника; отброшенная ими тень показалось ему не такой густой, как можно было предположить. Иоганн упал на колени, грубо раздвинул ветки и обнаружил щель, заметно расширявшуюся ниже уровня земли. Он достал фонарик и направил луч в темное отверстие. Он увидел лямки рюкзака и потянул. Фонарик пришлось отложить и тянуть двумя руками - с усилием, медленно. Рюкзак зацепился за плети шиповника, и Иоганн оборвал их, освобождая свою добычу. Все правильно, вот контейнер.
Он долго стоял на коленях, не прикасаясь к рюкзаку, словно очарованный. А потом внезапно пробудился к жизни. Он взвалил рюкзак на спину, прикрыв накидкой. Спрятал в карман фонарик, расправил траву и цветы над пещерой и поспешил к ближайшей рощице. Пройдя по краю рощи, он углубился дальше в лес. Теперь не нужно было беспокоиться о прикрытии, только о направлении, а тут он мог положиться на свой инстинкт. Прежде чем спуститься к гостинице, он описал большой круг, держась подальше от деревни, обходя её издалека, по полям. Ко времени, когда он подошел к дому Труди, он был вполне уверен, что его никто не видел.
Его джип стоял в глубокой тени за домом Зайдлей. Иоганн заколебался. Его первым побуждением было бросить рюкзак на заднее сидение и поскорее убираться из Унтервальда. Но из-за своей ночной прогулки он изрядно устал и проголодался, а чтобы набраться сил, ему нужно было только слегка перекусить и согреться. Последний раз он ел утром. И Труди ждет...
Тяжелая дверь не была заперта. Иоганн осторожно толкнул её, и петли протяжно заскрипели, потому что дверь была такой же старой, как и весь дом. Он поднялся на несколько каменных ступенек, благодаря которым в кухне никогда не дуло с полу, медленно закрыл дверь и огляделся. Труди оставила одну старательно подкрученную маленькую лампу на большом столе, стоявшем в центре чисто выскобленного деревянного пола. Кроме лампы, на столе были тарелки с едой, а в старомодном очаге мерцали угли. Очаг придавал кухне больше уюта, чем любая плита, признал Иоганн, хотя много раз удивлялся тому, что отец Труди ни за что не хочет отказываться от громоздкого, черного и чадящего очага только потому, что им пользовались ещё его бабушка с дедушкой, и их предки тоже. Да, это был старый дом, один из самых старых в деревне. Но самое удивительное, он и не собирался разваливаться, и спасал от холода и ветра куда лучше, чем его собственный современный коттедж в Бад-Аузее. Он аккуратно опустил рюкзак на пол около лестницы, ведущей на второй этаж, в комнату Труди. Ее мать спала в комнате, примыкающей к кухне (когда отец Труди ещё занимался фермерством, эта комната была частью амбара); Иоганн слышал через стенку её ровное дыхание. Он снял ботинки и накидку, оставил их рядом с рюкзаком и тихо подошел к столу с накрытыми, чтобы еда не остывала, тарелками. Это была манера Труди выражать примерно такую мысль:" Еда ждет тебя, и если ты слишком устал, чтобы общаться со мной, можешь не трудиться. Я ждала достаточно долго, а теперь хочу спать". Вряд ли она так считала на самом деле. Ей просто хотелось сделать вид, что она так же независима, как и сам Иоганн. Или просто старается быть. Но не так уж успешно, подумал он с самодовольной ухмылкой.
Он слопал все, что оставила Труди. Там вполне хватило бы на двоих, но Иоганн здорово проголодался. Он ещё немного посидел, спиной ощущая приятное тепло очага, и едва не заснул. Он заставил себя встать. По крайней мере, нужно немедленно решить, что делать с рюкзаком. Он отчетливо понимал, почему забрал рюкзак из тайника. Это место можно было считать надежным, только пока Дик был жив. Его смерть означала, что кто-то вроде Грелля начал его подозревать; а Грелль не из тех людей, которые могут оставить свои подозрения непроверенными. Если я смог найти тайник, решил Иоганн, то и Грелль мог бы. И даже американец, этот адвокатишка, пристально изучавший фотографии. Да, как только кто-нибудь сообразит, что контейнер больше не мокнет в озере, охота возобновится.
Иоганн встал, задул лампу и тихо прокрался к лестнице. Он взвалил на плечо рюкзак и начал осторожно подниматься, избегая наступать на третью и девятую ступеньки, безбожно скрипевшие, как было ему известно по опыту. И по площадке он крался, затаив дыхание. По комнате Труди ему разрешено было перемещаться без этой преувеличенной осторожности. Это всегда забавляло его, но было составной частью игры. Труди оставила занавески незадернутыми, и при свете луны он мог передвигаться, не рискуя задеть громоздкую мебель. Он поставил рюкзак рядом с низким комодом, в котором дожидались радостного дня стопки кропотливо расшитого приданого. Он взглянул на рюкзак, потом на спящую Труди; её темные волосы свободно рассыпались по подушке. В такие минуты брак казался ему вполне посильным испытанием. Эта мысль едва не заставила его быстро подхватить рюкзак и выскочить за дверь.
Но тут Труди повернулась на другой бок, не просыпаясь, натянув на себя белое покрывало простыни. Иоганн быстро стянул с себя одежду и бросил на пол. Он наклонился над девушкой, осыпая её лицо быстрыми поцелуями. Он слегка прикусил мочку розового ушка."Алло, есть кто-нибудь дома?" - тихо прошептал он, стаскивая с Труди простыню.
Труди разбудила его в четыре утра, как обычно.
- Пора уходить, - шепнула она, запахнувшись в пушистый халат, который Иоганн подарил ей на прошлое Рождество. Занавески были задернуты, горела свеча.
- Слишком рано, - сонно пробормотал Иоганн, но Труди выразительно потрясла его одеждой и начала протягивать ему детали туалета по одной. Он медленно одевался, отчаянно мечтая о ещё хотя бы одном часе в теплой постели. Но Труди была права. Время убираться, пока не проснулась вся деревня.
- Слушай, Труди, я собираюсь в Зальцбург. У меня нет времени заехать домой. Ты можешь оставить это у себя до моего возвращения? - он кивнул в сторону рюкзака.
- Конечно, - она с любопыством взглянула на рюкзак. - А что там?
- Кое-какое снаряжение Дика. Оно выпало из машины при аварии, - он оглядел комнату, нахмурившись. - Нам ни к чему, чтобы твоя мать обнаружила эту штуку и начала задавать вопросы, как она тут очутилась. Она часто поднимается к тебе?
- Нет, у неё сильно болят ноги. Эта лестница...
- Все равно, нам следует быть осторожней. Нехорошо, если люди начнут болтать...
Труди молча кивнула. Она наблюдала, как Иоганн пытается вытащить контейнер из рюкзака, потом в ужасе охнула, когда он достал нож и располосовал холщовые бока рюкзака.