– Ладно, раз я сказал, значит, я и поменяюсь… – произнес Аоки. – Поменяй меня, Ёсифуми Аоки, с Иори Нагасэ!
Всего мгновение спустя [Аоки] быстро заморгал. Потом какое-то время удивленно смотрел на сидящих перед ним на полу Тайти, Инабу и Юи и наконец спросил:
– Эмм… я все равно не понимаю – что происходит?..
Инаба принялась объяснять Нагасэ [Аоки] ситуацию в общих чертах.
– Как ни выбирай время, чтобы такое сказать, все равно будет шок… поэтому скажу сразу. Иори. Ты… может быть… должна умереть, – произнесла Инаба без дрожи в голосе, твердо глядя в лицо Нагасэ [Аоки]. Хотя, должно быть, ей даже произносить это было мучительно. Сила Инабы в том, что она не показывает свою слабость.
Нагасэ [Аоки] явно почувствовала по поведению Инабы, что та не шутит: ее лицо задеревенело. Глаза забегали, как у испуганного щенка.
Потом взгляд этих глаз нашел Тайти и остановился.
На миг лицо Нагасэ [Аоки] чуть-чуть, самую малость расслабилось.
Может быть, он все-таки сможет что-то дать находящейся в бездне отчаяния Нагасэ? С этой мыслью Тайти твердо вернул ей взгляд.
Сверх этого сделать он ничего не мог, и это его безумно мучило.
Нагасэ [Аоки] отвела взгляд от Тайти и посмотрела в этот раз на Кирияму.
Из глаз Кириямы катились слезы. Тем не менее она, с силой закусив губу, не выпускала голос наружу. Не выпускала всхлипы.
Снова повернувшись к Тайти, Нагасэ [Аоки] зажмурилась и крепко сжала губы.
Несколько секунд молчания – и она открыла глаза.
– Хорошо, продолжайте.
Лицо ее в этот момент было благородным и отважным до мурашек по коже.
Тайти не помнил, чтобы видел когда-либо в жизни настолько готового к чему-то человека.
Все дальнейшие объяснения Инабы до самого конца Нагасэ [Аоки] выслушала молча, лишь несколько раз кивнула.
Объяснение закончилось.
Однако Нагасэ [Аоки] еще какое-то время продолжала хранить молчание.
Какие чувства сейчас бурлили в ее груди, Тайти даже представить себе не мог.
Все наверняка подумали, что ей нужно побольше времени. Однако тут же –
Нагасэ улыбнулась.
И сказала:
– Раз так, значит, мне остается только умереть, да?
Светлым голосом, в котором не было ни намека на героический пафос.
– А… я правда помру, да?.. Хе-хе, понимаю, что помру, но при этом так вот разговариваю со всеми – такое странное чувство…
– Но… это еще не наверняка… – слабым голосом попыталась запротестовать Кирияма.
– Ну, может и не помру, но… все равно держусь так, как будто помру; не хочу ни о чем сожалеть.
Ее совершенно обыденные интонации подействовали на слезные железы Тайти.
– Нагасэ!.. Но тебе же сказали уже… Еще не однозначно, что твоя личность тоже умрет –
– Это нельзя. Нельзя, невозможно.
Ее улыбка, лишенная даже тени нерешительности, ударила Тайти прямо в сердце. Хотя внешность принадлежала [Аоки], но улыбка, вне всяких сомнений, была улыбкой Нагасэ.
– «Я» – это абсолютно вся я, в том числе и внешность. Ни только содержимое, ни только оболочка – это не «я». То и другое вместе – вот что такое «я». И я… горжусь тем, что это «я». …Раньше я себя постепенно теряла, но кое-кто заставил меня это понять.
Нагасэ глядела на остальных. Она сейчас производила странное впечатление: как будто игрок, уверенный в своей победе, готовится выложить решающий козырь.
– И потом, убить чью-то личность, занять чужое тело и жить в нем – это грех, я такого просто не смогу вынести.
Возразить на это было нечего.
Затем Нагасэ [Аоки] обратилась ко всем с последней просьбой.
– Можно я… с каждым из вас поговорю один на один?
По желанию Нагасэ, остаток времени она должна была провести в рекреации больницы наедине с каждым из членов КрИКа.
Остаток времени.
Все не хотели себе в этом признаваться, а может, даже хотели как-то воспротивиться этому, но время постепенно утекало, а поделать они ничего не могли.
Халикакаб сказал, что у них тридцать минут. Осталось уже совсем немного.
Сначала Нагасэ вошла в [тело Кириямы] и встретилась с Аоки, вернувшимся в [тело Аоки]. Затем, по-прежнему в [теле Кириямы], позвала Инабу. Когда Инаба проходила мимо Аоки, у того были мокрые от слез щеки.
Сейчас, одолжив [тело Инабы], Нагасэ была вдвоем с Кириямой.
Тайти и Аоки сидели на скамейке в коридоре чуть поодаль от рекреации. Они молчали. Взгляд Тайти упирался в дверь палаты интенсивной терапии. Там, за этой дверью, лежало [тело Иори Нагасэ]. Личность, находящаяся в [теле Нагасэ] сейчас, принадлежала Инабе. Естественно, она была без сознания; можно сказать, Инаба сейчас была посреди «ничего».