Чан сжимает свой член в руке, несколько раз проходя по длине. Чонин не думает останавливаться:
— Я представлял, как ты будешь сжимать мои бёдра, входя в меня, представлял твоё лицо. — Чонин горячим дыханием обжигает шею, после проводя по ней языком. Чан закрывает глаза. — Крис, я так хочу почувствовать тебя…
Чану хватило одной лишь мысли, что Чонин дрочил себе пальцами, чтобы сойти с ума.
Ян победно улыбается и кладёт свою руку поверх чановой, и теперь их руки в унисон двигаются на члене Криса.
— Я безумно люблю тебя, солнышко, — настроение Чонина меняется — он и сам не понял, что на него нашло, но эффект был явно хороший.
— Ты такой пьяный сейчас, Господи…
Они сближаются, но не для того, чтобы поцеловаться: они ловят дыхание друг друга; приглушённые стоны Криса пробивают электрическим током. Они соприкасаются лбами, смотря друг другу в глаза. В них — океан любви и уверенности. Уверенности в завтрашнем дне и в самих себе.
Чан не доводит себя до пика, приложив титанические усилия, чтобы прекратить дрочить; он наконец уделяет внимание и Чонину, которого, в целом, расклад событий и до этого устраивал.
Ян откидывается на подушки и самостоятельно разводит колени под пристальным взглядом Криса, пока тот, по наитию, ищет в тумбочке смазку.
— М-м-м… Чувственная ваниль тебя устроит? — Чан читает название на этикетке.
— Я сейчас сам превращусь в чувственную ваниль.
Чан щёлкает колпачком и по комнате разносится сладковатый, дурманящий аромат ванили. Он обильно покрывает лубрикантом пальцы, а затем сфинктер, и зачем-то кожу вокруг него, проводя по нежным участкам особенно трепетно.
— Ох… — тянет Чонин.
— Всё хорошо?
Чонин нечленораздельно «угукает» и подавляет в себе желание уйти в подушку. Это безумно смущающе. Чан много раз дрочил ему, много раз отсасывал, — за два года стеснение уже пропало, но именно сейчас, именно сегодня, его хоть отбавляй.
Чистой рукой Крис сжимает протянутую руку Яна, другой — плавно поглаживает промежность, размазывая смазку.
Палец на одну фалангу входит без труда, — Чонина пробирает дрожь.
— Умничка, — хвалит Чан, проталкивая его глубже.
— Чёрт… Блять, — голос Чонина срывается на сиплый полушёпот. Когда это делает кто-то другой, ощущения различаются в корне.
Когда Чан добавляет второй палец, Чонин выгибается в пояснице, а потом самостоятельно насаживается на них глубже.
Если быть честным, Чан не может оторвать взгляд, а если быть ещё честнее, то он готов кончить без рук, хотя и притронуться к себе хотелось невероятно.
Когда Чонин начинает поскуливать от нетерпения, пальцы Чана начинают двигаться на манер ножниц, растягивая и готовя стенки под свой член.
Чонин громко стонет, не заботясь о сне их соседей и сжимает белую простынь, которая уже давно слезла с матраса.
— Чани…
— Да, малыш?
— Я готов…
В этот раз дважды повторять не пришлось. Чан аккуратно вынимает пальцы, гладит его ягодицы, добавляет смазки и пристраивается к бёдрам Яна, ласково поглаживая его руку большим пальцем.
Чан вставляет одну лишь головку, а в уголках глаз Чонина уже собираются капельки слёз от переизбытка эмоций.
— Чани, чани… — как мантру повторяет Чонин.
Крис медлит и сдерживается, чтобы не войти глубже, давая привыкнуть.
— Больно? — спрашивает Крис, на что Ян слабо кивает головой: немного.
Чан ждёт ещё, успокаивая Чонина, поглаживанием руки, но тут Ян сам двигает бёдрами, насаживаясь сильнее. Крис рвано выдыхает, хватаясь за ягодицы парня.
— Нормально, нормально, — уверяет Чонин, и Кристофер продолжает медленно проталкивать член, растягивая Чонина.
— Красивый, нежный, маленький…
— Чани…
Чан наконец входит на всю длину, с звонким хлопком стукаясь бёдрами о бёдра. Чонина выгибает. Крис втягивает воздух через плотно сжатые зубы, закрывая глаза.
— Сначала всегда больно, — говорит он.
— Всё нормально.
— Не ври.
— Чан, я себя не только пальцами… — Чонин заминается и прокашливается, «цензуря» слово, — у меня есть… игрушка.
— О Господи… — Чан закусывает губу, успокаивая бурную фантазию. Раз так, пора бы и честь знать: он начинает двигаться, хоть и медленно. Выйдя полностью, он пробует другой угол и сразу угадывает: головка попадает по простате, на что Чонин издаёт горловой стон, от которого дрожь пробирает от пяток до макушки.
Чан улыбается, и начинает трахать Чонина, каждый раз задевая самую чувствительную точку. Ян не контролирует свои руки: они хватаются за всё, что находится в зоне досягаемости: плечи Чана, подушки, торшер (который после этого оказался на полу). Крис сжимает молочные ягодицы, оставляя полумесяцы от ногтей на них, но эта лёгкая боль лишь приносит удовольствие, заставляя чувствовать эту связь, образованную в данный момент, особенно остро и ярко.
Они слишком долго ждали этого, чтобы затягивать, поэтому приближение оргазма они чувствуют почти одновременно: тем более рука Чана на члене Чонина помогала достичь его.
— Малыш… Нини.
— Чани…
Крис кончает на живот Чонина, Чонин кончает туда же, попадая и на простыни.
— О Боже… — шепчет Ян в потолок и тут же поднимается, чтобы притянуть к себе Чана, и повалиться вместе на кровать в объятиях.
— Ты как?
Чонин ничего не отвечает, оставляя поцелуй на плече Криса.
Крис хихикает и поглаживает парня по макушке.
Тягучая тишина не гнетёт, они слушают постепенно восстанавливающееся дыхание друг друга и пытаются унять дрожь в конечностях.
— Кстати, — вдруг вспоминает Крис, — твой подарок на день рождения…
— Я уже и забыл, — лениво тянет Чонин.
Крис хмыкает и встаёт с кровати, скрывается за дверьми комнаты, возвращаясь уже с маленькой коробочкой в руках.
— С днём рождения, малыш.
Чонин аккуратно развязывает атласный бант, открывает коробку, достаёт декоративное наполнение сверху и замирает, увидя, что лежит внутри.
— Это…
— Да.
Чонин прикрывает рот ладошкой, сдерживая слёзы.
— Ключи от нашего нового дома в Австралии.
✧ ✧ ✧
Их любовь не достойна пера Шекспира: она не трагична и не слезлива, а в конце даже никто не умирает. О них не снимут фильм, их не будут вспоминать, как вспоминают Розу и Джека{?}[Главные герои фильма «Титаник».], Элизабет и Дарси{?}[Герои книги Джейн Остин «Гордость и предубеждение».], и других влюблённых, чьи истории были не так просты.
У них всё было просто.
Их маленькая любовь, быть может, и никогда не выходила за рамки их уютного дома в спальном районе Сиднея, она витала ореолом вокруг них самих, не позволяя чужим вторгнуться в неё.
Они любили бесконечно сильно и бесконечно долго, но при этом не проходили никаких испытаний: судьба не стала испытывать их, поняв, что эти двое и так будут вместе.
Возможно, их история действительно достойна того, чтобы её напечатали на бумаге и показали миру: «Смотрите, они умеют любить, они знают, что такое здоровые отношения!», но она была настолько маленькой — только для них двоих, — что если бесконечно делиться ею с остальными, то им ничего не останется.
Поэтому всё остаётся за кадром: они — второстепенные персонажи этой трагедии жизни, проживают счастливые моменты, оставляя их только себе.
Прогулки по паркам, где уже даже фонари не светят; сонное «я люблю тебя» после тяжёлого дня; долгие звонки по видеосвязи, когда один уезжают к родителям в Корею; обсуждение книги, которую они читали вслух по ролям — всё это для них, и ни для кого больше.
Признания в любви, клятвы в верности и предложение руки и сердца в самый неожиданный момент.
Их маленькая любовь, может, и смогла бы быть большой, но им это не надо: им хорошо в своём крошечном мирке.
Жить, любить, и верить.