Бан Чан больше таращился в телефон стажёра и расстраивался, когда тот проигрывал, чем курил, поэтому никотиновая палочка тлела у него в руках, но Чана это не волновало.
Вообще-то Бан Чан хороший, — даже слишком. Феликс ловит себя на мысли, что он — отличный лидер. Но проблема в том, что он — отличный лидер, а Минхо — отличный начальник, а это в корне разные вещи.
А потом Феликс ещё раз ловит себя на мысли, что Минхо всё-таки ахуенно курит. Феликс любит, когда он курит. И придётся как-то жить с мыслью, что первое, что Феликс клеймил словом «любовь» оказалось блядская вредная привычка его отличного начальника.
Феликс покидает курилку также стремительно, как и залетает сюда, также хлопает дверью и собирает на пустой скамейке, где сидел секунду назад, взгляды всех коллег.
✧ ✧ ✧
— И что это значит? — спрашивает женщина, поправляя очки на переносице.
— Вот и я у вас спрашиваю: что это значит?
Психолог устало прикрывает глаза на пару секунд, но старается не показывать, что сама сейчас вскипит.
— Я спросила что это значит для вас.
Феликс молчит больше минуты, а потом отвечает тихо и глаза у него честные честные:
— Не знаю.
Психолог сжимает губы в тонкую полоску.
— Вам не кажется, что ваша связь значит для вас больше, чем… кхм… секс.
Феликса ёжится и вжимается в кресло от одной мысли об этом.
Женщина напротив кивает и записывает что-то в блокнот.
— Почему вы боитесь проявления своих чувств?
— Я? Боюсь?
— Да.
— Я не боюсь.
— Давайте немного проанализируем это.
Кажется, в этом и есть смысл сеансов.
Феликс насторожился, когда стал думать о Минхо не только в возбуждённом состоянии, напрягся, когда табличку «психолог» стал видеть чаще, чем табличку «Ли Минхо» и испугался, когда терапии «виски-кола» предпочёл терапию у психолога.
Анализировать себя вдруг оказалось полезной вещью, психолог со старомодными пенсне на носу оказалась хорошей и понимающей, а называть Минхо кем-то большим, чем секс партнёр оказалось на удивление приятно.
И признался он в этом не только себе, но ещё и психологу, и Чанбину, и зачем-то, Чонину — он так-то не спрашивал, но выглядел в тот день слишком оживлённым и даже поздоровался с Феликсом, поэтому Феликс решил, что ему жизненно необходимо знать о его новом открытии.
— Спасибо, что сказал, — Чонин и правда себя сегодня ведёт странно.
— В смысле? — не понимает Феликс, ожидая чего угодно, кроме этого.
— В прямом: спасибо. Мне всё время было интересно что между вами, а мне никто не говорил.
— Почему?
— Аргументируя это тем, что я маленький.
— А сам ты не понял что ли?
Чонин краснеет:
— Понял, но надо же было убедиться.
— А что, у вас не говорят о нас… ну…
— Я понял. Говорят. После миграции слонов ваша с начальником связь — самая обсуждаемая тема.
— Правда?
— Ну если ты думаешь, что мы обсуждаем миграцию слонов в свободную минуту, то да.
— Что?
— Я хочу сказать, что все, даже я, давно уже привыкли и ваши отношения нас интересуют не больше чем слоны.
— А вас интересуют слоны?
Чонин потупился на Феликса, моргнул в знак согласия, развернулся на пятках и ушёл в курилку. Очевидно, к Бан Чану.
Феликс окликает его.
— Что?
— Если ты решишь переспать с ним, скорее всего его посадят.
Чонин хватается за сердце, за голову и за желудок одновременно, потому что от волнения ему кажется, что его скрутили в бараний рог, но ноги решают, что они — единственная здравомыслящая часть тела и уносят стажёра, всё таки, в курилку.
И с тех пор у Феликса появляется новый друг.
Чонин славный, — даже слишком, прямо как Бан Чан хороший. Слишком. Их вообще можно характеризовать словом «слишком» и не испытывать угрызения совести. Чонин слишком милый, Бан Чан слишком заботливый, Чонин слишком неопытный, Бан Чан слишком ответственный, Чонин слишком молодой (для Бан Чана), Бан Чан слишком старый (для Чонина), и…
— А как ты вообще понял, что между нами что-то есть? — неожиданно для Феликса спрашивает Ян, появляясь перед его рабочим столом, как из под земли. Он вообще оказался слишком не таким, каким был, когда опускал глаза в пол при виде Феликса и лихорадочно краснел от каждой его фразы. И опять это злоебучее слишком.
Феликс заштриховывает «слишком» на бумаге и поднимает взгляд на Чонина: тот стоит с бумажным пакетом из булочной и двумя кофе в подставке.
— Да, это тебе, — Чонин ловит голодный взгляд Феликса и протягивает ему пакет, а затем один из кофе, — латте с мятным сиропом, без сахара, и вот трубочка.
Чонин кладёт чёрную вытянутую соломинку в обёртке на стакан. Феликс растекается лужицей от любви к Чонину.
— Ты невозможный… — пищит он, стараясь избежать чего-то вроде «слишком».
— Сочту это за «спасибо». Пожалуйста. Так как?
— Что как?
— Как ты понял, что между мной и Чаном что-то есть?
Феликс вгрызается в булочку со сливками и жуя, мотает рукой в воздухе, стараясь помочь себе с пережёвыванием и сформулировать предложение, которое не будет звучать как «это слишком очевидно». Потому что не очевидно и не слишком. Но для Феликса и то и другое.
Когда Феликс проглатывает, говорит:
— Так всё-таки что-то есть?
— Что?! — восклицает Чонин и округляет глаза. Выглядит киношно. — Ты не знал?
— Догадывался.
— А выглядел так, как будто бы знал.
— Это моё кредо.
— Ну раз догадывался, значит были на это причины, — Чонин, устав стоять, присаживается на край стола Феликса и отпивает свой слишком сладкий раф с банановым молоком. Да блять.
— Я просто немного внимательнее, чем другие. Вижу больше, потому что знаю на что надо смотреть.
Чонин монотонно кивает головой, и вид у него становится понурый.
— Не волнуйся, другие даже не догадываются.
— Уверен?
Феликс причмокивает, разрезая рукой воздух:
— Можешь не сомневаться. Но погоди, ты хочешь его поцеловать? — наигранно удивлённо спрашивает Феликс.
— Как ты узнал?
Феликс смеётся:
— Видел содержание записки, которую ты ему подкинул на обеденном перерыве.
Чонин фыркает. Натурально так фыркает, как лисица.
— Так и что, ты поцеловал его?
— Он меня поцеловал.
Феликс загорается.
— В лоб.
И потухает.
— Кошмар какой. Поцелуи законом не запрещены!
— Он пытался… — оправдывается стажёр. — Тянулся уже, чтобы поцеловать, а я чихнул и он промахнулся губами.
— И в лоб поцеловал? — Феликс уже еле сдерживается, чтобы не рассмеяться прямо в лицо стажёру.
— Да!
Блядское интро из цирка.
Феликс разражается смехом, сгибаясь пополам и держась за живот.
— Мне вообще было не смешно! — выдавил Чонин с серьёзным лицом, но глядя на скорченного Феликса не мог не улыбнуться.
Вскоре Феликс успокаивается и снова берётся за выпечку, принесённую Чонином. Чонин же вздыхает не менее трёх раз и смотрит на Феликса выразительно.
Феликс перестаёт жевать:
— Говори уже.
Чонин снова вздыхает:
— Мне хочется, чтобы у нас было, как у вас с Минхо.
— Поверь мне, не хочешь, — с непонятной досадой говорит Феликс.
— Почему? Вы так… ну…
— Я понял. Не говори, если тебя это смущает.
— Спасибо.
— Поверь, то что у нас есть секс, не делает наши отношения хорошими.
— Но…
— Послушай, — разговор вдруг переходит в серьёзное русло, — если вы ещё даже не целовались, да что там! Если вы ещё не говорили о ваших отношениях, рано думать о чём-то большем. Вы — не мы. Не сравнивай жопу с пальцем.
— В смысле?
— В смысле, что то, что между мной и Ли Ноу сложно назвать отношениями. А у вас всё впереди, понятно?
Чонин замолкает. Его слишком сладкий банановый раф уже остыл и он ставит стаканчик на край стола.
— Почему ты не хочешь начать с ним отношения? — спрашивает стажёр.