Выбрать главу

И что же его волнует больше всего?

Приезд злого американского президента, страдания заморских безработных, разорение финских фермеров. Я понимаю, что спорить бесполезно, и только говорю устало:

— Доллар, действительно, иногда падает, Савелий Иванович. Но он падает потому, что очень высоко стоит. А рубль — не падает. Ему падать некуда. Он тихо и послушно лежит на таком дне, что вы на него даже зерна для кур купить не можете.

Старик машет на меня рукой как на безнадёжного.

Всё же постепенно он проникался ко мне доверием и время от времени решался критиковать власти предержащие — но с какого-то неожиданного — не того — бока.

— Я тебе, Маркович, честно скажу: на Ленина я в обиде. Вот у меня ноги так болят, так болят — а отчего? От того, что в двадцатые надрывался, себя не жалел. Зачем Ленин мужикам землю дал? Бери, говорит, сколько тебе по силам обработать. Вот я и взял через меру. А то, думал, дети вырастут и скажут: «Ты чего земли мало взял, когда давали? Хуже других что ли?».

Нельзя сказать, что сельчане верят каждому слову, вылетающему из репродуктора на стене. Если им не нравится — не верят.

Летом 1971 года вся деревня очень переживала гибель трёх советских космонавтов при разгерметизации корабля «Союз-11», спускавшегося на Землю после долгого полёта. Жена Савелия Ивановича, Ирина Ивановна, причитала:

— Ну, кого летают, куды? Разве мыслимое это дело — до Луны долететь?!

— Американцы, вот, долетели, — говорит Марина.

Старуха смотрит на неё и качает головой.

— Взрослая ты вроде женщина, а повторяешь такую ерунду. Не были они там никогда — и весь сказ.

— Да как же? Ведь и фотографии сделали, и киносъёмки показывали…

— Эва, фотографии! В пустыне своей наснимали и морочат дурачков. Наш Серёжка не хуже может наснимать — на пустыре за домом.

Не станут верить и собственным глазам, если увидят что-то обидное для себя. Лучший пример — история про спасение коня, провалившегося на мосту. Возьму её целиком так, как она запечатлелась в моём романе «Седьмая жена». И тысячи извинений, любезный читатель, за неизбежный оттенок хвастовства — уж очень я горжусь проявленной в этой операции смекалкой.

— Помогитё… Помогитё…

Голос снова приближался.

Антон вышел на крыльцо, окликнул незнакомую тётку, бредущую по улице и зовущую на помощь.

— Эй, мамаша! В чём, кажется, быть беде?

Тётка глянула на него из-под ладони.

— Да вот, родителька ты мой, ехали мы, слава Богу, в посёлок, в магазин, слух прошёл, что спички завезли и курево, и песок у нас кончился, мы и поехали из наших Чаловниц напрямки, но вода, вишь ты, поднялась, вброд лошади не перейти, мой-то и говорит: «Давай да давай, через мост, одновà живём», такой рисковый, я ему говорю, на этом мосту ещё о прошлом годе племянник на мотоцикле чуть не провалился, а с той поры никто его не чинил, а только ледоходом весной ещё хуже расшатало, а он своё, давай да давай, вот и поехали, вот и провалился конь, а он у нас последний, один на всю деревню…

— Разбивался? До смерти?

— Не-а, висит ещё… Передние ноги на мосту, а зад весь над водой свесился. Мужики ваши уже почитай второй час над ним бьются… Да не осилить им впятером… Вот послали меня ещё подмогу звать… А где она, подмога? Все ваши с утра на вырубках, сухостой валят, одни детки да старухи вроде меня по домам сидят. Уж ты не откажи, кормилец, приложи ручку свою… Глядишь, вшестером-то и сладите, где пятерым — невподым.

…Дорога перевалила через холм, и взгляду открылась река. Деревянные сваи моста вколочены в дно под углом, расползаются, как ноги пьяницы, покрыты ссадинами от весенних льдин. Сверху — дощатый настил, сквозь который поблескивает вода. Конь сидел посредине, в нелепой собачьей позе, выставив передние ноги. Задние, вместе с крупом, провалились в дыру между разъехавшимися досками. Они болтались там в одном метре над несущейся отяжелевшей водой, судорожно искали опоры. На лошадиной морде — выражение виноватой тоски. Отпряженная телега стояла в прибрежных кустах.

Антон ускорил шаг, перешёл на бег. С первого взгляда ему было ясно: если доски раздвинутся дальше, конь рухнет всей тяжестью на камни внизу. Но собравшиеся мужики не допустят этого. Наверное, им не впервой вытаскивать провалившихся лошадей, наверное, они знают, с какого конца браться за такое дело. Всё, что требуется от него, Антона, — предоставить в их распоряжение пару своих рук…