И к моему изумлению, Майя Чумак — Майя, которую никогда, никому из друзей не удавалось выманить в гости, — согласилась ехать ночевать в чужом доме! Мы поставили ей раскладушку в столовой, и наутро полуторагодовалая Наташа с любопытством разглядывала чужую тётю, которая — вот глупышка! — не сумела за завтраком проглотить ни одной оладьи с вареньем.
Дальше началась эпопея, восстановить — описать — которую подробно можно было бы, лишь имея доступ к секретным архивам КГБ. Краткая версия сводится к следующему. Как мы и опасались, через две или три недели на съёмочную площадку в Риге явились два вежливых агента — латыш и русский — и заявили, что им поручено Ленинградским отделением Комитета государственной безопасности отвезти гражданку Майю Чумак обратно по месту жительства. Нет, это не арест — она просто затребована как важный свидетель по важному государственному делу. В поезде сопровождающий агент обращался с задержанной почтительно — видимо, получил соответствующую накачку.
Допросы в Большом доме тянулись три или четыре дня, с двухчасовым перерывом на обед. Майя приходила к нам измотанная, и мы с Мариной кидались к ней, как ассистенты кидаются к боксёру, отпущенному на минуту на стульчик в углу ринга. Что было? Устали? Хотите ванну? Массаж, поесть? Ну, хоть тарелочку куриного супа с лапшой?
Майя поспешно пересказывала очередную порцию вопросов, свои ответы, и самозваный «тренер» Ефимов тут же сыпал свои комментарии и наставления. Я с радостью видел, что три недели отсрочки — передышки — сделали своё дело: страх почти исчез, появилась уверенность в том, что противник ей по силам и что слухи о пресловутом всеведении КГБ сильно преувеличены: многие её «грехи» остались им неизвестны, сведения о знакомых сплошь да рядом неверны — оперативные данные — подслушивание, перлюстрация, слежка — так перепутаны, что многое она могла без труда опровергнуть. Получение и передача рукописей? Но ведь в этом и состоит работа редактора на киностудии: знакомиться с предлагаемыми рукописями и передавать отобранное режиссёрам и сценаристам. В конце третьего дня усталый следователь даже сказал ей с упрёком: «Эх, Майя Залмановна, со мной можно быть более откровенной. Знали бы вы, скольким людям я помог в этих стенах, а некоторых даже и спас!».
В общем, того, чего мы больше всего опасались, не произошло: Майю Чумак не стали превращать из свидетельницы в обвиняемую. Может быть, этому помог неожиданный поворот, который приняло дело Марамзина.
В «Хронике текущих событий» № 35 от 31 марта, 1975 года был опубликован подробный отчёт о суде над Марамзиным, состоявшемся 19–21 февраля. Приведу отрывки из этого документа:
«Владимир Марамзин обвинялся по статье 70, часть 1, Уголовного кодекса РСФСР. Ему инкриминировано изготовление и распространение материалов, названных в обвинительном заключении (а затем и в приговоре) антисоветскими. (Далее перечисляются авторы инкриминируемых книг и статей: Милован Джилас, Александр Солженицын, Генрих Бёлль, Григорий Свирский, Пётр Григоренко, Николай Бердяев, Георгий Федотов, Осип Мандельштам, Александр Воронель, Анри Волохонский).
Значительную часть «антисоветских материалов», инкриминируемых Марамзину, составили его собственные «клеветнические произведения»: «Человек, который верил в своё особое назначение», «Блондин обеего цвета», «Кадры», «Секреты», «Смешнее, чем прежде», «Тянитолкай».
В те дни, когда Марамзин находился под угрозой ареста и после того, как он был арестован, на Западе прошла широкая компания поддержки и защиты его.
За несколько дней до судебного процесса отдел печати МИД СССР передал корреспонденту газеты «Монд» письмо Владимира Марамзина (немедленно опубликованное газетой), в котором Марамзин выражает огорчение по поводу того, что его имя «используется сейчас за границей в антисоветских целях»…