Приглашение императора было очень щедрым и, возможно, Пиа бы следовало принять его для укрепления дипломатических связей, но она не знала, сколько еще сможет сдерживать свои растрепанные чувства. Израненное тело залатали, а вот сердце залечить не удалось.
Из-за боли от тоски по Броку, каждый вдох причинял Пенелопе невыносимые страдания. В последний раз она ранила его слишком глубоко, и теперь он никогда не сможет ее полюбить. Все же она желала поговорить с ним еще раз, объяснить насколько сожалеет о случившемся, рассказать о своих истинных чувствах.
Но Пенелопе никак не удавалось его найти. Ведь Брок никогда не упоминал организацию, на которую работал. Сдавшись, она попросила мать связаться с ним, но у нее тоже ничего не получилось — хотя Микала сообщила ей, что, на всякий случай, для сопровождения Пенелопы домой с Ксенианса, приедет еще один агент. Пенелопа больше не спорила, пережитый ужас заставил ее пересмотреть свое отношение ко многому. Она поклялась не создавать проблем и подчиняться во всем, что потребует новый телохранитель. Для достижения своих дипломатических целей ей нужно оставаться живой.
Как же ей хотелось сейчас волноваться только о своей миссии. Радоваться достижениям на планете Ксенианс, но вместо этого Пиа чувствовала, как ее охватывает отчаянье.
Пенелопа завернула за угол и с облегчением увидела арочные двери западной гостиной, где должна была встретиться с телохранителем. Всего пару раз она отважилась выйти из своих комнат без сопровождения, но даже тогда терялась в лабиринтах дворцовых коридоров, пока кто-то не приходил ей на помощь, сопровождая туда, куда она планировала попасть.
Пиа и новый телохранитель должны были покинуть Ксенианс после обеда. Шаттл доставит их к межпланетному челночному порту, затем сделает небольшую остановку для дозаправки и отправится прямиком до Террана. А добравшись до дома, она планировала запереться в квартире и попытаться вновь обрести душевное равновесие. Пиа уже подала заявление на отпуск, не указав в нем определенного срока.
Задержавшись у затейливых резных двойных дверей и глубоко вдохнув, Пиа натянула на лицо улыбку и зашла внутрь.
У окна, выходящего во двор, Пиа увидела силуэт мужчины, размах его широких плеч послал волну узнавания через все ее тело. Он обернулся. Глаза Брока округлились от шока, а лицо исказило жестокое и сердитое выражение, которое вынудило Пенелопу попятиться обратно к двери. Долгая разлука не смягчила его сердца.
СКОРО КАРТЕР умрет.
Брок не знал, что потрясло его больше: вид Пиа или обман сукиного сына — Картера. Так открыто врать ему в лицо. Намеренно отправить на встречу с Пенелопой.
«Поблагодаришь меня позже».
Поблагодарю? Скорее убью.
Пиа уперлась спиной в дверь, будто испугалась, заставляя сердце Брока сжаться. И как ему пройти через это, сознавая, что он ей противен?
«Просто выполняй свою работу».
Не обязательно вести диалог, прикасаться или смотреть на Пиа. Брок сможет выполнить свое задание лучше, если сосредоточится на нем, а не на Пенелопе. Проанализировать большое скопление людей, проследить за всеми контактирующими с Пиа, обнаружить вход и выход из здания, изучить невинно выглядящую технику, которая может оказаться взрывным устройством.
— Я постараюсь выполнить свою работу с минимальным общением, — выдавил Брок, сохраняя безразличный тон. — Я бы вообще не приехал, но меня ввели в заблуждение.
Пиа поморщилась.
— Неужели ты так сильно меня ненавидишь?
— Я не могу возненавидеть тебя, Пиа, — для этого он слишком сильно ее любил. Был готов за нее умереть.
На ее глаза навернулись слезы.
— Тогда почему? Из-за тех ужасных слов, которые я наговорила? Прости. Я не имела это в виду. Взрыв, а затем то, как мы застряли на той опасной планете — все вкупе заставило меня запаниковать. Но только на минуту. Я никогда не считала, что ты работаешь на Ламис-Одж.
— Я все это знаю, — Брок отвел взгляд, прежде чем вновь посмотреть в ее заплаканные глаза, которые когда-то уже обманули его, заставив поверить, что у него был шанс. У Пиа был слишком мягкосердечный характер. Навряд ли она позволит себе держаться от него подальше и будет лишь чувствовать себя все хуже каждый раз, когда станет с ним общаться. Самое страшное, что он мог сделать, это перепутать раскаяние и жалость с заботой.