Ранет, должно быть, хочет преподать своим людям урок, подумала Джейм. Возможно, и они хотели, чтобы она тоже кое-что усвоила.
Осторожные руки подняли пустые оболочки с салазок и положили их рядом с их товарищами. Вперёд выступил жрец и произнёс руну самовоспламенения. Ночь вспыхнула так, как будто сам воздух был сухим трутом. Наблюдатели издали долгий вздох. Взметнувшееся пламя придало лёгкий оттенок цвета бледному и бесстрастному лицу Мер-Канти и его белым волосам, скрытым в тени его походного, пятнистого капюшона.
С другой стороны пламени возникло шевеление.
Сын Ранет, Кенан, Лорд Рандир, двинулся через толпу, свирепо вглядываясь сквозь пламя погребального костра в рандона, известного как Мер-Канти, который также был изгнанным Наследником Рандир, Рандироком. Кенан носил полную броню из шкуры рисара, украшенную позолоченными вставками. В свете огня он сверкал красным и золотым, его благородный вид внушал благоговение; но ненависть скрутила его красивое лицо во что-то уродливое, что-то чудовищное, что-то — что-то — почти что знакомое, подумалось Джейм. Его губы кривились. Если он отдавал приказы, то его никто не слышал из-за рёва пламени или, возможно, не понимал. И никто не двинулся, когда он и его помощники, присягнувшие его матери, попытались проложить себе путь через безмолвных наблюдателей, чтобы схватить соперника, что избегал их так долго.
Рандирок понаблюдал за их борьбой с пассивным сопротивлением своего дома, затем развернулся и ушёл, безмолвно и беспрепятственно. Укутавшись в капюшоны своих верховых курток и изо всех сил стараясь быть невидимками, вслед за ним по пятам скользнули два кадета.
Глава I
Поминая мёртвых
Канун осени
120-й день лета
Ночной ветер свистел вниз по лестничным колодцам, принося с собой вкус дождя, и гобелены шелестели на холодных, каменных стенах нижнего зала старого замка, судорожными дуновениями выдыхая в ответ своё затхлое дыхание. Вытканные лица беспокойно шевелились в мерцающем свете факела, здесь искривилась тонкая губа, там нахмурилась бровь. Глаза, так много бдительных глаз, большинство — серебряно-серые, характерные для их дома. Даже если человеку на посмертном знамени не повезло умереть в одежде не того оттенка, ремесленники кендары каким-то образом смешивали нити для получения нужного цвета. Результат их труда, как всегда, был нервирующе эффектным. Из тряпок мертвецов, разваливающихся на части нить за нитью, они создали иллюзии жизни, которые шептали взад и вперёд, от одного лица к другому:
… он может… он не может… он может… он не может…
Торисен Чёрный Лорд расхаживал под неодобрительным пристальным взглядом своих предков, рассматривая их ряды с чем-то вроде отчаянья. За исключением его измученного выражения, его изящное лицо копировало лучших из тех, кто смотрел на него. Кроме того, чтобы почтить нынешнюю дату, он облачился в свой последний потёртый парадный мундир и двигался в нём словно кошка в своей шкуре, бессознательно гибко. И даже если костюм стал чуть посвободней в талии, ну, это было очень тяжелое лето, и только его слуга Бурр видел его голым, чтобы заметить растущие тени между рёбрами.
Наступает зима, думал он с невольной дрожью, а Больший Урожай погиб. Как я прокормлю своих людей?
Но эти тоже были из его дома. И не важно, что все они умерли задолго до его рождения и, можно сказать, прожили всю жизнь почти в другом мире, до долгих лет хаоса, последовавших за падением Серого Лорда Ганта. Дважды с тех пор, как он стал Верховным Лордом Кенцирата и, в этой связи, Лордом Норф, Торисен поминал вслух их имена в Канун Осени, чтобы память о них жила внутри их дома. Правда, в этом ему помогали старшие кендары вроде Харна Удава, современники его отца, Ганта, и его бывший учитель, Адрик, Лорд Ардет. И даже при этом, здесь были зияющие бреши: выцветающие черты, которым никто из ныне живущих не смог найти имена, и другие лица, расплывшиеся до неузнаваемости. Влажный камень и безмолвные столетия не щадили уток и основу ткани, особенно, когда они больше не были привязаны к имени.