Черная одежда из спандекса тесно облегала ее фигуру. При себе она имела обрез, который он благоразумно забрал у нее еще задолго до того, как они оказались у портала.
В общем, весь ее облик словно вышел из его фантазий.
Охотница! Прекрасная и смертельно опасная.
Пожалуй, среди ныне живущих мужчин — да наверняка и среди уже покойных — не было такого, кто отказался бы от своего права очутиться между этих стройных ног.
Но Арьял не мог забыть шок, полученный во время краткого пребывания в руках этой красавицы. Черт, от одного ее прикосновения он готов был воспарить.
И это его безумно раздражало. В отличие от своих собратьев он не позволял страстям властвовать над ним. Он сам властвовал над страстями.
Мрачное воспоминание не могло унять жара, который растекался по его телу, стоило этим темно-синим глазам окинуть его взглядом с головы до ног. Он стоял почти голый. На нем не было ничего, кроме штанов-додзё для занятий боевыми искусствами.
Что, если взять и разложить ее на одной из этих кроватей и…
Джелин выпрямилась: без сомнения, она почувствовала его возбуждение, — затем с видимым усилием прищурила великолепные глаза и, полная равнодушия, обхватила себя руками.
— Ты? — В голосе зазвенел лед.
— Я.
Она горделиво поднялась, словно не замечая оков.
— Зачем ты похитил меня?
Арьял пожал плечами, не зная, что сказать.
Ему и самому было непонятно, зачем он вдруг схватил ее, когда проходил через портал, благодаря которому они перенеслись из ледяных пещер Сибири на этот забытый богами остров. Он понимал только то, что она будит в нем нечто темное и опасное, какие-то древние инстинкты собственника.
— Ты держала меня в плену, — напомнил он. — Так что все по-честному.
— Если только сильвермисты имеют понятие о чести.
В его ответной улыбке не было и намека на извинение.
— Разве ты не слышала, как в старину говорили, что на войне и в любви все средства хороши? — Он опустил глаза к ее соблазнительной груди. Вожделение пронзило его до дрожи. — Вне всякого сомнения, мы можем добавить к этому списку еще какой-нибудь вид деятельности.
— Сними с меня кандалы.
— А почему они тебе не нравятся, красавица? Ты боишься, что я обойдусь с тобой по-дьявольски? — Он сделал красноречивую паузу. — Или надеешься на это?
— По крайней мере дьявольская роль тебе удается.
Арьял подошел еще ближе, наслаждаясь мускусным ароматом, исходившим от нее, который так не вязался с ее образом холодной, безжалостной охотницы.
Хотя в ней все было странно и… непросто.
— Ты же знаешь, у нас нет повода враждовать.
— За исключением того, что оракулы наняли меня поймать тебя. — Она равнодушно улыбнулась. — Ах да. Есть еще твои маниакальные попытки убить двух беззащитных детей.
— Беззащитных? — Им овладела горечь. — Это два сосуда мерзости Темного Властелина. И если Тирлох сумеет воспользоваться ребенком, чтобы возродить своего хозяина, тогда вини себя за то, что преисподняя вырвется на свободу.
Она не обратила внимания на его предостережение. Она точно так же повела себя и в сибирской пещере, где он приложил столько усилий, чтобы положить конец грозящей опасности.
Арьял был готов сделать все, что от него требовалось, но из-за проклятых вампиров одного ребенка украл его сородич по клану Тирлох, действовавший заодно с магом. Теперь оставалось лишь молиться, чтобы отыскать их до того, как они воссоздадут Темного Властелина и уничтожат преграды, которые защищают этот мир от дьявольских орд.
— Мне платят не за то, чтобы я спасала мир. Мне платят за то, чтобы я схватила тебя за шиворот и поставила перед Комиссией.
Арьял нахмурился при напоминании о неприятностях.
Комиссия представляла собой сборище оракулов — важных шишек в мире демонов. Если они решали, что ты заслуживаешь их внимания, ничего хорошего это не сулило. А уж тем более если они сподобились нанять за огромные деньги охотницу из вампиров, чтобы отыскать тебя.
— Зачем я им понадобился?
— Понятия не имею. Не переживай, это просто работа.
Он наклонился к ней. Их лица практически соприкасались.
— Мне кажется, это не просто работа. Тут прослеживается что-то личное.
На какой-то миг ее глаза вспыхнули желанием, и он всем телом ощутил радость предвкушения. Ох черт, да! И тут же ее глаза вновь подернулись ледком равнодушия.