Инес — первая девушка, ради которой я предал Наряд.
Но это было только начало.
ВТОРОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО
12 лет спустя
Я взял Карлу за руку и прижался губами к костяшкам ее пальцев. Ее кожа была мертвенно-бледной, дыхание затрудненным, болезненным… я поднял глаза и увидел, что она смотрит на меня усталыми, печальными глазами.
— Мне очень жаль, что я никогда не смогу подарить тебе детей.
Я покачал головой, коснулся ее щеки и поцеловал в сухие губы.
— Карла, все это не имеет никакого значения.
— Все это часть Божьего плана, любовь моя.
Я ничего не ответил. За все эти годы вера Карлы ни разу не передалась мне, как бы она ни старалась. Я не был верующим, теперь еще меньше, чем когда-либо. Если бы Бог существовал и это был его план, я бы никогда его не простил.
— Не надо… не сердись. Не позволяй этому поглотить тебя.
Я бы отдал ей весь мир. Но это не то, что я мог обещать. Гнев уже кипел в моей груди, готовясь выплеснуться наружу.
— Помолишься вместе со мной?
Я взял ее руки в свои, кивнул и опустил голову. Прошептанные молитвы Карлы отражались от моего растущего отчаяния. Карла была всем хорошим в моей жизни. Она противопоставляла себя мне. Без нее… кем бы я стал?
Морфий был недостаточно силен, чтобы сделать часы бодрствования Карлы терпимыми — если только врачи не вводили ей так много, что она находилась почти в состоянии комы.
Я держал ее за руку, когда она всхлипывала, ее лицо было очень худым. Мало кто из моих врагов страдал от моих пыток так сильно, как Карла в последние дни своей жизни. Это было нечестно. Ничто не могло заставить меня поверить в обратное.
— Знаю, что самоубийство это грех, но я хочу, чтобы все это закончилось. Просто хочу, чтобы это прекратилось, — она судорожно сглотнула. — Я больше не могу… терпеть.
Я замер. Я знал, что это только вопрос времени, когда нам придется попрощаться, но слова Карлы бросили мне в лицо суровую реальность происходящего.
Я поцеловал ей руку.
— Это не совсем самоубийство, если смерть приходит через мою руку, любимая.
— Данте…
— Я совершал и похуже.
Это была ложь. Это сломало бы последнюю человеческую часть во мне, но если кто и стоил такой жертвы, так это Карла.
— Ты уверен?
В прошлом она бы спорила со мной, декламировала библейские отрывки, взывала к добру во мне. То, что она даже не попыталась, показывало, насколько все плохо.
Я молча кивнул.
— Ты можешь застрелить меня. Будет быстро и легко для тебя.
Ничего из этого не будет легким. И я никогда не опозорю Карлу, убив ее так, как убил бы проклятого предателя.
— Не беспокойся об этом. Завтра все будет кончено, и ты окажешься в лучшем месте.
Я не верил ни в Рай, ни в Ад. Если бы верил, наше прощание было бы вечным.
Этот вечер был последним, который я провел с Карлой.
Когда я подошел к кровати, Карла слабо улыбнулась. Она знала, что я собираюсь сделать, и в ее глазах светилось облегчение. Я не обсуждал с ней детали этого дела. Она всегда предпочитала оставаться в неведении относительно жестоких сторон жизни. Я сунул руку в карман брюк и вытащил шприц с инсулином. Лег на кровать рядом с Карлой и погладил несколько прядей ее мягких волос. Сероватые пряди смешивались с морщинками вокруг ее глаз и рта: следы ее борьбы с этой демонической болезнью. Битва, которую она проиграла.
— Все в порядке, — прошептала она. — Ты обретешь новое счастье.
Я ничего не сказал, потому что каждое слово могло либо огорчить Карлу, либо оказаться ложью.
Трясущимися руками я приготовил шприц. Руки, которые всегда были тверды, что бы ни произошло. Но не сейчас.
— Я люблю тебя, Данте.
Я судорожно сглотнул.
— Я люблю тебя и всегда буду любить только тебя, Карла.
Она сжала мою руку с грустными глазами и слегка кивнула.
Глядя ей в глаза, я воткнул шприц ей в руку. Прежде чем сделать ей укол, я обнял ее и поцеловал еще раз. Через несколько секунд после укола Карла потеряла сознание, и, держа ее в объятьях, ее дыхание остановилось.