В дальнейшем суд вершился быстро и без проволочек. Мужчина, первым бросивший в вельменно камень, получил тринадцать ударов плетью, после чего его на два года должны были заключить в колодки. Своим весом эта неповоротливая и невероятно неудобная конструкция не только постоянно напоминала заключённому о его преступлении, но и не позволяла ему выполнять даже самые простые действия: ни переодеться, ни помыться, ни почесать за ухом — и даже то, сумеет ли он поесть, целиком и полностью зависело от милости соседей и случайных прохожих. На что, впрочем, можно было рассчитывать далеко не всегда, поскольку преступление и приговор осуждённого обычно вырезали с обеих сторон деревянных брусьев, образующих верхнюю и нижнюю часть колодок.
То же наказание присудили и женщинам, мастеровой и торговке, которые позволили себе спорить с госпожой в вызывающей и оскорбительной манере. Впрочем, в последний момент, «ради соблюдения приличий», плеть и колодки заменили обычным запретом заниматься своим ремеслом в течение трёх лет и штрафом в размере годового налога.
Другой торговец, который поднял оружие на вельменно, но, к своему счастью, так и не решился пустить его в ход, отделался ссылкой на западную границу без права вступать в армию и служить в дозорах. Там всегда требовались свободные руки, и толковый человек, обученный грамоте и счёту, без дела не останется. Не обделили вниманием и подвыпившего ополченца, того самого, который собирался оговорить своего несостоявшегося тестя — полдюжины дней в заключении за пьянство на посту и десять ударов палкой по пяткам за ложь должны были его образумить.
— Что ж, настал и твой черёд, — Эйдон обернулся к пожилой женщине — той самой Киде, которая так настаивала на проверке вельменно. С ней было сложнее всего: обычая требовал с «уважением и пониманием» отнестись к возрасту подсудимого. Кроме того, не следовало забывать и о том, что слишком суровое наказание в любой момент могло превратиться в смертный приговор.
— А я всё думала, когда обо мне вспомнят, — подбоченилась старуха. — Давайте, Сиятельство, не затягивайте. Только знайте, ремесла у меня нет, денег тоже, самое больше монета медная под ковёр закатилась, дочь с мужем уехала, и я под пыткой не скажу в какую сторону, а сын погиб, сгинул, получается, на одной из ваших дурацких войн. Так что мне теперь дорога одна — на плаху.
— Кида Минри, Ваше сиятельство, — почтительно прокомментировал управляющий. — Долгие годы служила секретарём в канцелярии у моего предшественника, но вскоре после моего назначения покинула пост. Об этих двоих ходили самые разные слухи, но, признаться, я никогда не вникал в детали…
— «Детали» ему подавай! Не твоё дело! — неожиданно взвилась бывшая служащая канцелярии. — А ушла, потому что ты вор и интриган, вот и всё! Из всей семьи только мальчишка толковый да дочь умницей растёт, как знать, может, и не твои вовсе, дети-то… Но ты как был вором, так вором и помрёшь! Не желаю иметь с тобой ничего общего, тьфу!
— Молчи! — Бравил, бледный как мел, не то от гнева, не то от страха, угрожающее погрозил старухе пальцем.
— Ничего, потерпишь — не облезешь! Чай, недолго осталось!
— Служила секретарём, значит? — Эйдон нетерпеливо прервал начавшуюся было перепалку: как раз в этот момент в голову ему пришла неплохая идея. — Следовательно, обучена грамоте и умеешь вести бумаги…
Кида впилась в капитана своими маленькими, как булавки, глазами и гордо вскинула подбородок:
— Ваше сиятельство изволит шутить? Я вела всю переписку управляющего Гимена, когда половина этих юнцов хватались за мамкины юбки!
— Замечательно. — Эйдон обернулся к Бравилу-старшему. — Признаюсь, не ожидал, что в комнате, где меня устроили на ночлег, обнаружится столь достойное собрание книг. Особенно приятно, что среди коллекции нашлось место и весьма почитаемому труду Хану Радана.
— О какой книге идёт речь, Ваше сиятельство? — Часто моргая и озабоченно морща лоб, отозвался Бравил. Неожиданная перемена темы разговора совершенно сбила управляющего с толку.
— «О всяких сословиях и о том, как с ними себя вести подобает», — больше не скрывая лукавой улыбки пояснил Эйдон. — Киду Минри поместят под домашний арест и предоставят писчие принадлежности и достаточное количество пергамента. Через сорок дней она предоставит рукописную копию указанного труда мэтра Радана. Если качество работы будет удовлетворительным, книга будет переплетена и останется в семье Минри. В противном случае всё необходимо будет начать с самого начала. — выдержав паузу и не без удовольствия проследив, как вытягивается морщинистое лицо Киды, капитан добавил: — Посидишь, почитаешь, — и, без сомнения, многое вспомнишь о том, как следует вести себя в присутствии вельменно.