Он замолчал на мгновение, но все же решился сказать самое главное, даже если будет выглядеть… нелепым… или жалким…
— Но… мне необходимо быть с тобой рядом… хоть иногда… Не отталкивай меня, пожалуйста… — бирюзовые глаза снова смотрели на нее с мольбой, как утром. — Мне достаточно держать твою руку в своей… вот как сейчас, — он чуть сжал ладонь Анны, — чтоб чувствовать… умиротворение… покой… и подобие счастья… чего я не чувствовал с того времени… как потерял Лизу… — Павел словно проникал взглядом внутрь ее, затрагивая потаенные уголки ее души, но она не испытывала неловкости или стыда, как если бы подобным образом на нее смотрел кто-то другой. — Аня, не пойми меня превратно. Это не романтические чувства или любовь мужчины к женщине, определенно не это, ведь я знаю, что это такое. К тебе у меня совсем другое чувство, но я не могу даже себе объяснить какое…
Вот, кажется, он сказал все, что хотел… Все получилось сумбурно, скомкано, нескладно, так, что, наверное, истолковать это можно было как угодно… Только бы Анна не посчитала его сумасшедшим, а то и вовсе подонком, который пытался заговорить барышню, чтоб скрыть свои грязные намерения… Но ничего уже не изменить… Стоит лишь надеяться на чудо… Он был слишком взволнован, чтоб далее удерживать взгляд и отвел его в сторону.
Анна призадумалась — задуматься действительно было о чем, а затем позвала его:
— Павел…
— Да, моя девочка?
Она посмотрела прямо в глаза Павла, говорившие больше, чем все слова, которые он только что произнес.
— Такое чувство, что это родство, только не кровное, не физическое, а душевное? Когда ты нашел родного человека и он стал как бы частью тебя, твоей души… и тебе с ним хорошо? И ты хочешь показать ему своей теплотой и нежностью, как он много для тебя значит, как тебе дорог, и пытаешься помочь ему преодолеть… тяжелые моменты? Что ты его понимаешь, чувствуешь и… надеешься, что он чувствует то же самое?.. — Анна ощутила, как от волнения Павел еще больше сжал ее руку. Ей не хотелось выдернуть ее, наоборот, ей хотелось, чтоб он так и держал ее. Потому что… им обоим в этот момент это было необходимо. — Но это не единение с любимым человеком, когда вы с ним одно целое… как бывает между мужем и женой… Это совершенно другое…
— Да, пожалуй, душевное родство — это именно то, что я чувствую по отношению к тебе. Как точно ты это выразила… — на сердце у Павла отлегло, а душа — ликовала? Что Анна поняла все так, как это чувствовал он сам. Только сейчас он заметил, как крепко сжал руку Анны — хоть бы не сделал ей больно, он раскрыл свою руку и поцеловал ей ладонь. — А я в свои почти пятьдесят не мог найти для этого подходящих слов…
— Зачем Вы… ты говоришь про свой возраст? Хочешь, чтоб я чувствовала себя маленькой девочкой?
— Ты всегда будешь моей девочкой, маленькой, большой, но моей… Якова и моей… и ничьей больше…
— Он будет ревновать? — забеспокоилась Анна.
— Конечно, будет. Это же Яков, — чуть улыбнулся Павел. — Но не потому, что подумает о чем-то непристойном между нами, а так как не захочет тебя ни с кем делить…
— Павлуша, он… поймет? — волнуясь, она и не обратила внимания, как назвала Павла
— Вряд ли, если ты назовешь меня Павлушей при нем, — засмеялся Ливен. — Павла он еще стерпит. Но не Павлушу.
Анна зарделась, Павел был Павлушей в тот момент, когда… он в этом нуждался… Но как ее угораздило так назвать его в обычном разговоре?
— Извините… Извини, если это показалось тебе… неподобающим или неуважительным…
— Анюшка, в этом нет ничего неподобающего. Мне приятно, очень приятно. Неимоверно приятно. Это согревает мне сердце. Так меня называли всего два человека в моей жизни, два самых близких — Дмитрий, когда я был ребенком, и очень редко, когда я был уже взрослым, и Лиза… Нет, я приврал немного, Саша еще пытался меня так называть, когда как-то услышал, что меня так звал Дмитрий, — на губах Ливена появилась теплая улыбка. — Но Дмитрий пересек это, сказал, что негоже мальчику так обращаться к взрослому мужчине… Что касается Якова, он должен понять. Анечка, мне придется ему все объяснить. Когда-нибудь. Когда я сам все же больше разберусь в себе. Я не хочу потерять ни тебя, ни его… Это было бы для меня настоящим ударом, подобным потере Лизы… Поэтому я этого никогда не допущу. Верь мне.
— Верю, — кивнула Анна. Человек, который был ей так дорог, не мог… не смел солгать ей. По крайней мере не об этом.
— Павел, я так беспокоюсь за Якова. Как он там…
— Девочка моя, для твоей тревоги нет оснований. Есть очень, очень малая вероятность того, что может произойти что-то неприятное, что еще больше осложнит жизнь Якова и твою. Я… я сделал все, что, как мне кажется, в моих силах, чтоб этого не случилось…
— Это не только… ужин в ресторане, чтоб все видели, что Его Сиятельство признает своего племянника? И не только семейные портреты?
— Не только. Конечно, не только… Но давай не будем об этом…
— Павел, сколько же ты на нас потратил… И в ресторане, и на снимки… и подарки привез, никого не забыл, а Якову так очень дорогие… мне даже неудобно…
— Глупенькая, на кого же мне тратить как не на вас? Конечно, я и Саше дарю что-то по возможности, просто, чтоб сделать ему приятное. Но в этом нет нужды, у него состояние в несколько раз больше моего.
— То есть он намного богаче тебя?
— Намного. Он же единственный наследник старшего из братьев, которому от нашего отца досталось больше всего, да и имение от прадеда очень внушительное…
— А ты сам?
— У меня достаточно средств, чтоб не отказывать себе в очень многих вещах. Кроме того, я не мот, не игрок, семьи как таковой, которую нужно содержать, у меня нет, поэтому мне более чем хватает. Так что если тебе будет что-то нужно, пожалуйста, не стесняйся…
— Я совсем не это имела ввиду…
— А я именно это. Я ведь знаю, что Якову гордость не позволит у меня что-то просить, а тебе — совесть…
Анна вздохнула.
— Аня, я привез тебе кое-что из Петербурга. Надеюсь, тебе это понравится. Это будет у тебя в будуаре… Мне нужно идти, я еще должен посмотреть кое-какие бумаги до приезда графини, — Павел снова поцеловал ей ладонь, выпустил ее из своей и встал со скамьи. — Если хочешь, погуляй сама. Найдешь дорогу обратно, не заблудишься?
— Думаю, что найду. Я еще чуть-чуть здесь посижу и пойду напишу несколько строк Якову. А отправлю письмо позже, после того, как познакомлюсь с графиней.
— Хочешь поделиться с Яковом впечатлениями о моей любовнице? — улыбнулся Ливен. — Что ж, это вполне… понятно… Когда будешь писать ему, не забудь и про то, что лебеди у меня все же есть, а не только утки, — посмотрел он на Анну со знакомой ей усмешкой.
Рядом с ней стоял такой привычный Павел Александрович, дядя Павел — тот, который постоянно усмехался и ухмылялся в Затонске… а не ее Павел, который своим душераздирающим взглядом молил ее о ласке и нежности… и пытался сдержать слезы, когда она гладила его по волосам чуть ранее в этот день…
========== Часть 5 ==========
Анне не терпелось узнать, что же привез ей Павел из Петербурга. Должно быть, какую-то безделицу. Она прошлась по саду, задержалась у фонтана, чтоб потянуть время, хотя ей хотелось броситься в дом.
В будуаре на столе стоял несессер. Довольно большой, кожаный, внутри отделанный атласом, с серебряными коробочками, баночками и хрустальными бутылочками — как у князя, только без вензелей. Расчески, ножницы, пилочки имели костяные ручки и были отделаны перламутром. Скорее всего, этот несессер был оттуда же, откуда был и Его Сиятельства. Несколько коробочек и баночек были пустыми, видимо, они предназначались для пудры, румян и прочих женских хитростей. В одной коробочке было мыло, такое душистое, что его не хотелось класть обратно. В одном из флакончиков были духи… Анна подумала, что князь очень хорошо разбирался в подарках дамам. Возможно, он купил когда-то этот подарок про запас, а сейчас, поскольку она оказалась в его доме без ничего, решил привезти ей его из Петербурга… Подарок был безмерно дорогим… и личным… Могла ли она принять его? Вряд ли…