Как только оказалась внутри, я ещё сильнее ощутила пропасть между мной и этими людьми. Ноги буквально с порога стали утопать в мягком ковре, стены пастельных тонов украшали картины известных художников. Вазы, хрустальные люстры, диваны, позолоченные торшеры, бесспорно бросались в глаза, но апогеем всего стал обеденный стол.
Это было сумасшествием, большой дубовый монстр занимал целую комнату, а вокруг него стоялм двенадцать стульев с мягкой красной обивкой, позади горел камин, а сверху спускался громадный канделябр с кучей свечей. Видимо электричество не было в моде у богачей, но, как говорится, у всех свои причуды.
На столе была сервировка лишь на три персоны, а тарелки, куча вилок, и две ложки явно были серебряными.
Но даже не это вызвало бурю негодования внутри меня, а количество блюд, ожидавших нас.
Я сбилась со счета пытаясь понять, сколько именно, неужели семье из трёх человек под силу съесть такое?
Конечно же нет, максимум по паре ложечек от каждого, а к некоторым, я уверенна, эти люди и вовсе не прикоснутся. И это в то время, когда столько голодных в нашем городе.
Я прекрасно помню детский дом с его жидкой овсянкой, больше похожей на воду с парой зернышек каши, с обедами, где давали рыбную похлебку, напоминающую помои, и ужинами… Мы радовались, если они вообще были.
И это в то время, когда такие богачи как семья Моро, набивают свои животы изысками и выкидывают уйму несъёденного.
В мои глазах полыхнула злоба и обида одновременно, и это не укрылось от хозяйки дома.
— О, я вижу, вы оценили обед, надеюсь, любите цесарок в гранатовом соке? Это коронное блюдо нашего повара, его подадут чуть позже.
— Это еще не всё? — удивилась я.
— Конечно, нет, это всего лишь закуски, горячее всегда подают позже. Наверное, вы слишком редко бывали в приличном обществе.
— Что это значит? — тут же вспыхнула. — Люди, не съедающие по двадцать блюд за обед, не имеют право называться приличными?
— О нет, дорогая, я вовсе не это имела в виду, — проворковала эта змея.
Думаю, в этот момент мы обе понимали, что именно так она и считает.
— Ты знаешь, Виктории очень нравится наш повар, она каждые выходные обедала с нами. До того момента пока Кристиан не связался со своей Катриной. Как она была расстроена. Бедняжка! Ведь свадьба была уже намечена. Но полно о прошлом, — промолвила интриганка. — Шарлотта, — позвала она.
И буквально через секунду в комнату вошла пожилая женщина, в синем строгом платье и белом переднике, волосы были собраны в тугой пучок. Готова была поклясться, именно её я увидела в окне второго этажа. Она одарила меня странным взглядом, вовсе не злобным, скорей заинтересованным.
— Шарлотта, добавьте ещё одно блюдо, мисс Анжелина отобедает сегодня с нами.
Снова была удостоена взгляда Шарлотты, и а затем, сказав «слушаюсь», женщина удалилась. Ей на смену тут же прибежала молоденькая горничная с дополнительными сервировочными предметами.
Клэренс предложила подождать мужчин в гостиной. Большой белый рояль был главным украшением этой комнаты.
— Знаете, Викки так чудесно музицирует, её обучал сам Ван Штруберт. Не порадуете ли вы меня своей игрой?
— Я не умею, — процедила сквозь зубы.
Не было сомнения, что она делала всё это специально, указывая на мои недостатки.
— Ну что ж, может тогда поделитесь впечатлением о новой книги Клэрда Кевенса? Я так переживала за бедняжку Лилию.
— Не имела счастья прочесть её, но, судя по всему, это один из женских романчиков, которыми увлекаются молодые богатенькие бездельницы?
Маска любезной почтительности впервые подернулась на лице Клэренс Моро.
— Да как вы можете, мы с Викторией очень почитаем творчество этого автора.
— А лучше бы вам с Викторией, увлекаться статьями Мэтьяса Фэнса.
— О боги, неужели ты говоришь о том смутьяне, который прячась под псевдонимом, осуждает наше правительство?
— Я говорю о человеке, который борется за правду, о том, кто пишет не боясь. Он глас народа, защитник бедных и поборник справедливости.
Притворство окончательно покинуло эту женщину.
— Да что вы себе возомнили? Мы тоже беспокоимся о справедливости, занимаемся благотворительностью и никогда не нарушаем законы.
— Законы? Те, которые установил совет, с выгодой для богатых?
— А знаете, нет сил больше терпеть ваши оскорбления, мой сын так слеп, что выбрал жалкую рвань вместо образованной девушки из знатной семьи. Но он это сделал не из любви к вам, а лишь из желания насолить своему отцу. Он бы никогда не связался с такой необразованной простушкой, если бы не вечное противостояние с Элиотом.
Не знаю от чего, но меня всё же задели слова этой фурии. Слёзы брызнули из глаз.
— Мама, — услышала я грубый рык за своей спиной.
И тут же почувствовала, как чьи-то сильные руки развернули меня к себе. Я уткнулась носом прямо в широкую мужскую грудь, а тёплая ладонь гладила по голове.
— Ноги моей больше в этом доме не будет! Когда же вы перестанете быть такими снобами? Пока вы не откроете глаза и не поймете, что этот мир давно и безвозвратно изменился, а вы вдвоём так и застряли в средневековье с его обычаями и глупыми предрассудками, меня к себе не зовите. Пойдём, Анжелина.
На пороге Кристиан обернулся и кинул последнюю фразу:
— И знаешь, мама, это ужасная расточительность, устраивать такие воскресные обеды в то время, когда столько людей голодает на улице.
Победная улыбка озарила мое лицо, я была несказанно счастлива, что, даже несмотря на то что, Кристиан вырос здесь, он рассуждал и думал именно так. Так же как я и сотни тысяч жителей нашей страны. А ещё приятное тепло разливалось внутри от того, что этот мужчина защитил и встал на мою сторону.
По дороге домой, сидя на заднем сидении авто, Моро сказал:
— Анжи, это неправда, я, — начал мямлить он, — моя мать и то, что она сказала… Я бы мог обратить на тебя внимание и не из-за отца и нашей вражды.
— Тсс, не надо об этом Крис, — попросила. — А давай всё-таки пообедаем вместе? Как тебе ресторанчик у Чарли?
— Ресторанчик? — Усмехнулся он. — Скорей закусочная.
— Ну да, двадцать блюд на обед там не предвидится, — улыбнулась ему.
— А знаешь, я безумно этому рад. Анжелина, у меня, кажется, для тебя кое-что есть.
Удивленно приподняла брови.
— Дело в том, что, как только мы прибыли, на пороге меня встретила Шарлотта и, сунув мне в руку вот это, попросила передать пришедшей со мной Рыжей мисс.
Кристиан разжал ладонь, а на ней красовался небольшой кусочек желтоватой бумаги с неровными краями, явно вырванный второпях из записной книжки.
Любопытство подстегнуло тут же схватить записку и прочесть:
«Мисс, я так стара, что уже и не наделась встретить вас снова. Но всевышний милостив, он даровал мне такую возможность. Днём и ночью я молилась о здоровье для вас и вашей сестры. Теперь повидавшись с вами обеими, я могу спокойно уйти на покой, зная, что две мои девочки выросли настоящими красавицами и находятся в полном здравии несмотря ни на что».
— Ничего не понимаю, — прошептала я, закрыв руками глаза.
— Ты позволишь? — спросил Моро, осторожно разжимая пальцы.
И как только листок оказался в его руках, начал жадно вчитываться в написанное.
Со мной же творилось нечто странное, эта женщина, её лицо, всплывало в моей голове. Но чудесные метаморфозы творились с ним, оно помолодело лет на двадцать.
А затем образы завели свой хоровод вновь.
— Нет, только не снова, — выкрикнула я, но было поздно.
Липкие щупальца воспоминаний уже приоткрыли одну из дверей, ту, которая была надёжно заперта вот уже многие годы.
— Семь, восемь, десять, — доносился до меня голос.
Моя сестра всегда жульничала, считая неправильно, но отчего-то все ужасно злились, когда я указывала на это. Говорили, что она просто ещё мала.
Но я-то знала, что это не так. Когда нам дарили серебряные медяки, она прекрасно считала их вслух. Стоит ли говорить о том, что, как только мы затевали игру в прятки, моя младшенькая тут же забывала все цифры.
Сидя в своём надежно укрытий в старом шифоньере, набитом зимней одеждой, слышала, как эта плутовка, семеня своими маленькими ножками, бегает из комнаты в комнату, обыскивая.
Но даже если бы она открыла дверцы моего укрытия, ей бы не удалось так просто победить в этот раз. Я специально сдернула с вешалок шубы и пальто, соорудив целую кучу, под которую и забралась. Она и правда искала достаточно долго, настолько, что, пригревшись под одеждой, задремала, мои веки потяжелели и незаметно сомкнулись.