— Где Гарретт, Коул?
Почему она дома? Она должна была отсутствовать до завтра, до того момента, как у меня была бы возможность почистить всё, посадить Сэнди на самолёт в какое-то место, которое помогло бы ей эмоционально.
— Где он, Коул? — я не собирался отвечать, потому что она знала. Я знаю, что это так. Почему она спросила, я не знаю. Я не знаю, почему она притворялась, что мы оба не стоит здесь, в этом доме ужаса.
— Ты этого не сделал. Ты бы не стал.
Она всегда любила его больше. Даже когда оставила нас всех голодать. Это был он, кого она держала, когда возвращалась домой. Это всегда был он, перед кем она извинялась. Это всегда был он. Для них обеих, для неё и Сэнди. Что такого было в Гарретте, что заставляло их любить его сильнее, чем меня, я так никогда и не выяснил. Даже после того, как я заработал денег и дал им все лучшее от жизни, я все ещё был последним на тотемном столбе.
Но кровь на моих руках изменила это.
— Где Сэнди?
— Я не знаю.
— Ты поймал их? Вот почему? — её голос дрожал, когда она повернулась и начала подниматься по лестнице.
— Поймал их? — но она не ответила. И я последовал за ней. — Что ты имеешь в виду?
Я не получил свой ответ, потому что она закричала. Это был один из тех звуков, который вырывается из самой сокровенной части человека, из самой сердцевины. Это был крик, который человек издаёт, когда его жизнь разрывается. Я знал это хорошо; Сэнди кричала и молила мне на ухо как будто часами. Но это больше не были крики Сэнди. Это кричала моя мать. Сэнди никогда не закричит вновь. Ее тело висело перед нами с открытой потолочной стропильной балки. Оранжевый удлинитель был обернут вокруг шеи, под ней перевернулся стул.
Её кожа была фиолетовой и белой, покрытой пятнами и как будто чужой. Её глаза были открытыми и пустыми. И она ушла. Я смотрел, как моя мать побежала к ней, упала к её ногам. Но я не двигался. Я только стоял там и смотрел в те пустые глаза. Глаза, которые смотрели на меня с невинностью ребёнка. Глаза, которые молили за жизнь Гарретта. Меня засосало в их темноту. В пустоту. Засасывало, пока темнота не окружила меня, душа меня. Пока меня не стало.
Глава 18
Джулия
Я уставилась в неверии на Коула. Это был тот взгляд, который я давала ему всю ночь с того момента, как он рассказал мне правду на Чертовом Колесе. Мы прокатились на нём пять раз, я давала парню больше билетиков каждый раз, поэтому нам не нужно было сходить. Я не знала, чего ожидала от рассказа. Я думала, что он будет другим. Что в нем не будет этого всего. Что история будет подобна тому, какой её заставили звучать таблоиды и газеты — беспристрастной. Но она таковой не была.
Он закончил свой рассказ и все, что делал потом, так это игнорировал меня. Я видела слезы, желтые карнавальные фонари отражались в его блестящих глазах. Они заставили мое сердце болеть за него. Они разорвали меня изнутри. Я знала, что он был сломлен из-за своего прошлого, но я и не представляла насколько. Не имела понятия, сколько боли в его жизни причиняли ему люди до тех пор, пока он не сорвался и не начал ранить их в ответ. Ранить их до тех пор, пока они не были мертвы.
Он сидел передо мной на кожаном диване в своём пентхаусе. Сжимая чёрную бутылку обсидианового виски в своей руке, он тупо уставился в телевизор, висящий над камином. Шла хоккейная игра, но я не могла сказать, кто играл. Мой взгляд никогда не отрывался от Коула на более чем секунду.
— Коул…
— Не надо, — он не посмотрел на меня, но его тон был окончательным.
Ту же реакцию я получала от него с момента, как он закончил свою историю. Он произносил каждое слово с такой душераздирающей скорбью, что я вздрагивала, когда слышала, что он вел себя так холодно. Мы покинули карнавал после того, как покатались на Чертовом Колесе, и с тех пор он даже почти не смотрел на меня.
— Все нормально, — я передвинулась, чтобы сесть рядом с ним.
— Это то, что ты говоришь себе? — он фыркнул и сделал большой глоток виски из бутылки. — То, что я убил своего собственного брата, что я заставил сестру совершить самоубийство, это нормально?
— Ты не заставлял её ничего делать, — я потянулась и прикоснулась к его руке, поглаживая пальцами картинку грустного лица Сэнди, смотрящего на меня черными вытатуированными линиями. — Она сделала тот выбор.
— Ага, ну она бы не сделала его, если бы я не убил его.
— Ты не знал, что она сделает это.