— Да, мальчик мой, ты предлагаешь их уничтожить? На это нужно время, — покачал головой Дамблдор.
Вновь в кабинете повисла тишина, бьющая по нервам всех, кто в ней находится. Внутри каждого жила надежда и страх. И всем было что терять.
— Была бы тут Гермиона, она бы точно что-нибудь придумала, — тихо сказал Рон, но его слова били по ушам в тишине.
— Мне надо идти, — бросил Поттер и быстро подошёл к двери. Пока никто не успел его остановить, он пошёл, нет, побежал, на восьмой этаж, просто чувствуя, что сможет найти то, что так опрометчиво забыл.
***
Пришла в себя Гермиона в сырой камере. В какой момент времени она потеряла сознание: после аппарации или до, было не ясно. Голова шла кругом. Повсюду сгущалась тьма, казалось, что глаза её никогда не смогут хоть чуть лучше тут видеть. Сколько она пробыла без сознания? Час, два или целый день? По ощущениям несколько часов точно, ведь подняться с пола удалось не сразу. Кинули её, как попало, а потому мышцы затекли.
Когда она с трудом поднялась хотя бы на четвереньки, то наощупь стала обследовать новое место обитания. Несколько раз врезавшись в стену и посомневавшись, что это были две разные стенки, она, наконец, наткнулась на прутья. Через них могла пролезть лишь её рука до плеча, на большее она, в принципе, и не рассчитывала.
— Эй, здесь есть кто? — хрипловатым голосом спросила Гермиона, но вместо ответа она услышала тишину. Всё ещё не было ни света, ни шороха.
Она вздохнула, принялась искать хоть какой-нибудь способ выбраться. Замок? Не обнаружено. Но и двери в этой камере не было. Грейнджер ощущала себя особо опасным зверем в наглухо запаянной клетке. Только сейчас ей пришла в голову мысль о палочке. Она вывернула все карманы и ощупала каждый сантиметр одежды. Бесполезно. Её любимой палочки как не бывало. Гермиона забилась в угол и обняла колени, чтобы то ли согреться, то ли пожалеть саму себя. И вновь она не справилась. Не то, что Беллатрикс не помогла, а ещё и сама угодила прямо к врагу. То, что её схватил Пожиратель, она не сомневалась. Но что теперь? Она без палочки, в закрытой холодной камере, без еды, воды и света. Гермиона, похоже, так и умрёт здесь.
Грейнджер так быстро подняла голову на глухой звук шагов, что шея хрустнула. Она, не двигаясь, следила за тем, как крохи света наконец-то дают ей очертания места её заточения. Это была небольшая прямоугольной формы комната. Свет шёл с лестницы издалека. А рядом оказалось больше камер, девушка здесь точно не одна.
Неизвестный мужчина неспеша подошёл к ней, кинул что-то похожее на хлеб. Рядом поставил грязный стакан с водой, чуть его же и не задев рукой. Гермиона сморщилась. Силуэт удалился, а с ним и свет. Грейнджер ещё долго пялилась в то место, где раньше видела жалкую пародию на еду.
***
Волан-де-Морт восседал в центре стола столовой дома Малфоев. Хозяева дома понуро
склоняли головы над едой. Никто не смел и слишком громким вздохом прерывать тишину. Но вдруг дверь с грохотом раскрылась, и в проёме показался донельзя довольный Лестрейндж. Конечно, новости ведь он принёс отличные!
— Если ты побеспокоил меня зазря… — начал Волан-де-Морт, наблюдая, как слуга в приветствии становится на одно колено и целует полы мантии.
— Всё готово к ритуалу! — расплылся он в предвкушающей улыбке, — когда прикажете начать, милорд?
— Через пятнадцать минут. Про мальчишку что-то известно?
— Всё тихо, милорд, Вы уверены, что он придёт? — сказал Лестрейндж и тут же пожалел. Глаза Волан-де-Морта не по-доброму сверкнули и в ту же секунду он произнёс:
— Круцио, — чем заставил Рудольфуса упасть на колени и склонить голову к земле, сдерживая крик, — и так будет с каждым, кто посмеет сомневаться во мне. Уйди с глаз моих.
Лестрейнджу не надо было повторять несколько раз. Он поднялся и спешно вылетел за дверь.
***
Холод, кажется, был единственной вещью в данный момент, что заставляла оставаться в реальности и в то же время заставляла зевать всё шире, но нет, ей нельзя засыпать, она должна думать, как выбраться. Грейнджер вновь тёрла руку об руку, чтобы чуть-чуть согреться. Чем она думала, когда одевалась так? От самобичевания её отвлёк вновь появившийся свет. Гермиона внимательно наблюдала за своим посетителем.
Когда человек провёл своей палочкой вдоль камеры и в той появились очертания двери, Гермиона еле удержалась, чтобы не подскочить к ней. Шанс. Но не успела она и оглянуться, как её грубо вытащили из камеры, словно она мешок, который нужно перетащить в другое место. Грейнджер попыталась сопротивляться, но на неё лишь громко выругались и обездвижили «Инкарцеро».
Девушка судорожно бегала глазами, наблюдая, как они поднимаются из этого подвала… В ещё один, только более длинный подвал. Гермиона сжалась. Возможно, сейчас её убьют и всё. Она так и не сможет попросить прощения, сказать просто, что всё закончилось. Ведь возможно прямо сейчас она умрёт.
— Почему так долго, — недовольный голос мужчины из видения заставил Грейнджер скрипнуть зубами.
Комната, в которую её привели, была просторной и тёмной. На полу было множество узоров, и в некоторых она узнавала руны. Возле стены прямо напротив входа до болезненного бледная и бессознательная…
— Беллатрикс… — прошептала Гермиона и сжала зубы, когда её больно бросили на землю.
— Фините Инкантатем, — сбросил верёвки Лестрейндж. Гермиона помотала головой, приходя в себя. Страх сковал её тело, сделал будто деревянным, но она должна что-то предпринять. Тем временем Рудольфус глумливо усмехнулся и, присев на корточки, схватил её за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. — Ах, вот и та, что покусилась на мою собственность.
— Нас… Выбрала магия, — негромко ответила Гермиона, злобно смотря как Лестрейндж начинает хохотать, отпуская её лицо и выпрямляясь. Она опустила взгляд к полу не в силах скрыть свою ненависть, что распространялась и обжигала грудь, словно адское пламя.
— Магия… Ха, она просто ошиблась. Ну, ничего, я не против помочь, — он оглянулся на Беллатрикс лежащую в отключке и послал в неё заклинание. Она распахнула глаза и замерла, не сразу поняв, где находится и в каком положении. Гермиона поймала её взгляд прежде, чем, не теряя времени и превозмогая парализующие эмоции, схватила ногу Лестрейнджа и за счёт стены в качестве опоры заставила упасть на землю с громким стуком. Удар пошёл на спину. Мужчина выругался, а Гермиона схватила палочку, но не успела произнести обездвиживающие, как теперь сама полетела на каменный пол, ударяясь головой с немаленькой силой. Боль поразила так, будто ту раскололи на две части. Она схватилась за голову и сильно сжала волосы в бесполезной попытке убрать боль. Лестрейндж встал, схватил и припечатал её за горло к стене. А после зло прошипел в самое лицо:
— Маленькая шлюха, мне ещё больше хочется убить тебя вместо этого ритуала. В прошлый раз это помогло, — и злорадно усмехнулся, — такие как вы, должны платиться за своё наглое существование.
Гермиона лишь хватала ртом воздух и болтала ногами, пытаясь задеть Лестрейнджа. Но она не ожидала того, что он её отпустит так резко. Она упала и подавилась воздухом. Руки её скребли по полу, а лёгкие горели. Адреналин заставлял сердце биться быстрее и кровь шуметь в ушах. Большее Гермиона сделать не могла. Только наблюдала, как тот подошёл к Беллатрикс и, проведя рукой вдоль плеча, проговорил:
— А ты думала, что смерть твоей первой игрушки случайная? — и хохотнул. Грейнджер не видела лица Беллатрикс, лишь то, как быстро вздымалась её грудь.
— Ты так ничтожен, — хрипло прошипела Беллатрикс и сжала зубы, когда Рудольфус ударил её по лицу. Щека горела, но она ни за что не покажет ему, что ей больно, что он на самом деле может причинить боль.
Лестрейндж за руку потащил Грейнджер к центру комнаты, в которой виднелись руны, и нарисовал в воздухе ещё несколько. А после, взяв ритуальный кинжал, нарочито медленно сделал порез на руке Гермионы, заранее подняв ту выше рун. Капли сквозь символы падали на камень, шипя и впитываясь, растекаясь и светясь. Грейнджер лишь силой воли оставалась в сознании. Потеря крови заставила голову кружиться всё больше и перед глазами всё медленно и верно начало расплываться в нечёткую картинку. Она вцепилась во что-то руками и, попробовав рассмотреть, поняла, что это была рука Беллатрикс. Ей было плохо, она не убирала руки. Каждый вдох отдавался болью.