Все шло хорошо, но льдины были небольшие и некоторые двигались у Мишки под ногами; вдруг попадется очень малая, или та, которая потоньше, тогда уж он нырнет, но ветка была в руках и он-то на нее надеялся: ведь ветка не нырнет, его удержит на плаву. В лодках молча продолжали следить за ним. Ничего пока что не случилось, и он сосредоточенно и ловко трудился. Потом ему надоело опасаться — он взял нос лодочки под мышку, выпрямился и пошел по льду как будто это была дорога в магазин. Он шагал и разбрызгивал сапогами воду.
— Ну и боево-о-ой! — не выдержав, воскликнул Гришка.
Миша дошел до края сплошных торосов, туда, где, начинался лес, а глубина была выше колен. Он шел, нащупывая дно, в высоких сапогах; притом и льда в лесу было совсем мало. Мишка побрел среди деревьев и потянул лодочку на бечеве, и вскоре совсем скрылся. Охотники из лодок кричали:
— Ну, есть?!
— Н-е-т! — отвечал он глухо.
— Ну, вида-а-ать?!
— Да не-е-ет!..
Так они перекликались. Мишка отвечал одно и то же и это значило, что он еще не тонет. Потом он крикнул:
— Есть!
— Чего?
— Зем-мля-а е-есть!
Он кричал издалека, нашел сухое место, остров. А это значило, что можно ставить палатки и дожидаться той поры, когда устье Елогуя очистится от льда.
Пока он возвращался, все дружно принялись тащить по льду первую из лодок — по Мишкиному следу. Тащили, иногда проваливаясь и опираясь в борта, чтобы не утонуть. Алексей и Гришка тоже помогали. Вскоре все лодки были в лесу и друг за другом плыли меж стволов поближе к сухой земле; все, кроме одной — лодки Алексея и Гришки, — эти хотели вернуться в избушку. У всех бензина было едва-едва, в обрез, но Илья Котусов принес бродком ведро и, ставя его на льдину, с добродушной улыбкой заметил:
— Бензина мало, но башлык велел вам отнести. «Дать надо. Их нужда больше…» — так он, башлык, сказал…
Ну, после этого напарники надеялись, что им удастся вернуться восвояси. Все охотники и рыбаки остались на острове сухой земли, а Гришка Потеряев и Алексей с большим трудом отчалили, отплыли. Вечером они таскали- мясо из лодки в ледник. Надо было беречь груз. Когда-то еще лед в устье Елогуя сойдет и можно будет приплыть на звероферму? Ну а селькупы и кето? Те будут плавать в ветках у Мишиного острова и ставить сети.
Старые дожди, или один аргиш Баглича
Старушка Ульяна, которая кочует с Ильей Багличем, — ему не жена. Она обманула старика. Она пришла к Багличу с туеском, в котором был бисер и нитки, и попросила:
— Я с тобой одним хозяйством жить хочу. Ты возьми меня… Я так знаю, через полгода умру или через год умру…
Старушка пришла к нему сразу со своими вещами, а Баглич ничего не сказал. Потом она притащила оленью шкуру и старое заячье одеяло. Умру — нужно было сказать это слово, чтобы Илья не мог отказать. Он сразу подумал, что она хочет его обмануть. Предвидеть никто не может, когда сердце ударит первый раз и последний.
Илья сам никого не хотел звать. Его жена пропала, когда они спускались в лодке через Чертов порог с верховья Келлога. Они всегда проходили этот порог в своей надежной лодке. В тот раз жена сидела на корме, — когда в спокойной воде Илья обернулся, старухи там не было. Так пропала первая жена. Она сидела на корме этой окаянной лодки, и он отдал эту лодку людям задаром. Теперь у него другая старуха, все знают, что Илью Баглича она взяла обманом.
Что тут поделаешь? Весной Илья стал мастерить новую лодку. Он свалил два нестарых кедра, расколол их и натесал плах; сколотил лодку, проконопатил ее мхом, который по-русски называется кукушкин лен, это самый хороший мох, русские им конопатят избы, а кето — лодки. Илья кочевал в новой лодке: со второй женой спустился рыбачить на Енисей. Они жили в палатке с печкой и ставили сети, добывали понемногу рыбы и сдавали на плашкоут со льдом. Перед холодами Илья и старуха бечевой потащили лодку назад. Их обгоняли лодки с моторами. Илья не привык к моторам, не умел обращаться с ними да и на пенсию сразу мотор не купишь. Старики по очереди тянули лодку против течения бечевой, пока тот, кто идет в лямке, не уставал.
Несколько раз в день приставали есть и пить чай, иногда это было место, где они останавливались весной, когда спускались к Енисею. Ульяна поднималась наверх и кричала радостно, что все на месте. Это означало, что сохранился с весны воткнутый в землю кривой сук для котелка, береста и есть сушина. Хотя вокруг было много сушин и найти бересту — мало труда, старики радовались, когда все это оказывалось на месте. На ночь они ставили палатку. Палатка была старая, верх брезентовый, а боковины из бязи. Илья дорожил палаткой, хотя в селении была еще одна: зимняя, новая, из черного брезента, дорогая.