Он думал, что снега навалит еще больше и охота не будет хорошая, но ему все равно; эта старуха не имеет пенсии, но одну белку в день он добудет, им незачем торопиться, больше не надо. Когда была жена, сын и невестка и он ждал внуков, и всегда очень торопился, и они уходили далеко, а теперь сделать один аргиш — вот все, что ему надо.
Старуха вышла к реке. Илья остановил оленей на краю бора, и они сразу принялись разгребать снег.
— Надо чаевать, — сказал Илья.
Он разжег костер. Ульяна спустилась на реку с топором и принесла в чайнике лед. Она увидела на той стороне, подальше, под обрывом, глухарей, которые искали камешки.
— Птица есть, — сказала она Илье, когда поднялась наверх. — Сильно занятые, совсем недалеко— пять птиц. Тепло будет.
Она сняла голицы и положила их на нарту. Старики строгали рыбу, пили чай и ехали мимо глухарей. Илья добыл молодого глухаря. Они ехали по реке очень долго, и попадались еще следы глухарей, а потом им встретился след росомахи, очень большой: как будто короткий человек ходил на кулаках. Она бежала навстречу, большая росомаха. Илья подумал, что она слышала выстрел, и Ульяна так подумала. Росомаха не спеша будет искать, где старик охотился, и найдет место, где птица упала, и найдет и съест желудок, который на ходу выбросила старуха. Повернет по следу оленей и будет неторопливо бежать аж до стана и кружить, но ей там ничем не поживиться: когда Илья будет гайновать белку— старуха в лагере, а старые олени копытят мох недалеко. Илья плюнул на след — он не любил этого зверя, который разгребает свежие могилы кето; росомаха никогда не торопится, она очень осторожна, добыть ее очень трудно — она не пропадет никогда. Илья плюнул и выругался, а Ульяна бросила за спину немного табака. Это все, что они могли предпринять против ушлого хищника.
Недалеко от того места, где Илья хотел сделать стан, они встретили след лося. След был большой, зверь медленно переходил реку, он шел на низкий берег, там было много тальника, еловый и пихтовый — черный лес. Лось останавливался, слушал звуки с той стороны, брал губами снег, и река зверя держала.
Они остановились на высоком берегу, — в сосновом бору много мха для оленей и хорошие сушины, и это место все выбирали. Старики распрягли оленей, выкопали яму для палатки. Поставили палатку и печку, сложили лежанку из сухих тонких кряжей и пихтовой хвои; они распилили одну нетолстую сушину на дрова. Ульяна переворачивала лепешку на железной печке, Илья сидел на шкуре и смотрел в огонь.
Он вспомнил, что вспоминал всегда, как пришел караван и сын учителя держался за уши отца и распевал песню о старых дождях. Илья каждый раз приходил к тому, что это непонятная, а может быть, неверная песня. Слова ему эти непонятны: когда дождь проходит, его уже нет: дождь не может быть старым, он пропадает.
Потом он стал думать о том времени перед самой войной, когда сын взял жену и они вчетвером кочевали одну зиму на Каменный Дубчес. Сын и невестка по очереди прокладывали лыжню, и упряжек было много, а жена Ильи ехала на последней нарте. Они сделали шестнадцать аргишей и нашли очень много белок. Илья и сейчас хорошо помнит, на каких станах они добывали белки больше всего. Как собака нашла берлогу, Илья с сыном не хотели бить зверя, забирали лайку от чела, а она лезла туда, забирать было трудно, невестка стояла с ружьем и их прикрывала, и как она сама стреляла. Она была молодая, здоровая, и сын был веселый, и Илья был крепкий, и всем им было очень хорошо. Илья с радостью говорил, что нынче всем есть большая удача. На промысле и во время войны была удача. В селение приехал районный уполномоченный, охотники собрались его слушать; Илья сидел на полу у стены и рассматривал хромовые сапоги и галифе. Уполномоченный говорил, что народу теперь очень трудно, добровольцы из Красноярска уехали на фронт, и теперь надо промышлять хорошо. «Помогать им нужно, — говорил он. — Один сданный песец — пулемет. Одна белка — коробка патронов», — так он сказал. Песцов Илья не добывал, кето песцов промышляют мало, а белок он добывал очень хорошо. Один сезон они с женой и невесткой добыли очень много, Илье дали премию: хромовые сапоги, как у приезжавшего уполномоченного. Возвращаясь с охоты, Илья иногда снимал унтайки и надевал сапоги, ложился на шкуры и смотрел. Ему нравилось лежать так. Сапоги блестели даже в темноте, ему нравилось смотреть, как они блестят. Старику и сейчас снится иногда, как он лежит, а они блестят и пахнут…
Старуха смотрела на Илью. «Ему совсем плохо. Его род кончается», — думала Ульяна. Она сунула Илье в руку кружку с чаем и кусок лепешки. Он макал, еду в чашку с маслом и смотрел в огонь. Потом они ждали, когда сварится птица, и ели птицу. И пили чай. Илья выходил давать соль оленям и мял тропу, чтобы облегчиться. Он смотрел на небо. Мороз был сильный, но звезды неяркие, мутноватые. «Снег может пойти утром, будет ветер», — подумал он. Илья возвратился в палатку, разделся, подвесил унтайки и пакульки, лег лицом к печке, прикрылся заячьим одеялом, а старуха вышла и потом вернулась.
— Утром снег будет, — сказала она. — Ветер будет.
Илья не спал, когда Ульяна перелезла через его ноги и легла за его спиной.
«Чужая старуха, но все-таки от нее есть тепло. Она еще может греть спину. Вдвоем спать не так холодно…» Он слушал, как топчутся и фыркают олени, и не спал долго. «Много ел, — думал он. — В тайге жить хорошо. После войны все были бедные, а лесные люди голод знали мало. Рыба есть, птица есть, беличьи задки есть…»
Война окончилась, лед на реке прошел, они с женой и невесткой сидели в устье Маленькой Кыксы и высматривали сети. Плыл в ветке один кето и сказал, что Илью зовут в сельсовет. Председатель сказал, что пришла бумага из Харькова. В конце войны сын Ильи был в госпитале в Харькове. Есть такой город Харьков. Сын Ильи был уже совсем здоровый, их, кто выздоровел, построили и объявили приказ, что война окончена. Ему сказали, что теперь он, наконец, может вернуться к своим оленям. Он умер от ран в тот день, когда уезжал домой. Так было написано в письме, которое пришло.
— Так-то твой сын был уже совсем здоровый, но его сердце ослабло, — сказал председатель. Такое письмо пришло в сельсовет и еще пришла медаль и бумага, в которой говорилось, какой он храбрый.
— Он был смелый! — сказал председатель. — Кето немногие имеют фронтовую медаль. Твой сын всегда был самый боевой.
«Раз ему дали медаль — он был сильно смелый», — подумал Илья.
Илья вставал и топил печку, потом он заснул. Старик хотел проснуться рано, но Ульяна проснулась раньше. Она затопила печку, они оделись и ели. Илья разогнул сплющенный, черный от копоти котелок из консервной банки с этикеткой «Глобус», положил в него кусок масла и кусок плиточного чая, бросил котелок в маленький рюкзак и вышел из палатки. Он опустил топорик в кольцо на поясном ремне, повесил за спину ружье. Снег шел, ветер дул с запада, мороз стал слабый. Камус скользил, и лыжи катились хорошо. Лосиный след на реке замело, и в этом месте выступила наледь. Илья без труда отыскал следы на другой стороне в тальнике. Лось кормился и оставил много глубоких следов. Илья знал, что зверь ушел ночевать в ельники, подальше от шуршащего тальника. Старик нашел след, который уходил в чащу. Он шел по следу недолго, пока не почувствовал, что зверь собирается лечь. Тогда Илья снял лыжи, побрел по смерзшейся борозде пешком, нес лыжи в руке, в другой держал ружье наготове. Он шел очень медленно, в глубокой неровной борозде идти трудно, снег все равно проваливался. Чтобы было тихо, надо идти долго. Он увидел, как лось встает между трех пихт; лось повернул голову в его сторону и прядал ушами. Сохатые всегда так смотрят, а потом они должны бежать, но если человек увидит первый, то он успевает выстрелить. Илья успел: в горб над передними лопатками. Илью отбросило назад, а лось сразу упал.