Бык — большой. Он лежал между пихтами и бил по дереву задними ногами.
Илья развел костер рядом с тушей. Срубил пихтушку для таганка, зачерпнул котелком снега, над костром он быстро таял; в котелок входило две кружки чая. Илья отаптывал снег у туши; ему не повезло: туша лежала между деревьями, нужно было повернуть зверя на спину, а для старого человека это трудно. Илья не хотел разделывать зверя как попало; напрягаясь, он притянул заднюю ногу к ближнему дереву, привязал ее к стволу поясным ремнем; упираясь, давил на переднюю лопатку, и зверь повернулся на спину. Это тяжелая работа для одного — Илья сразу устал. Он положил лыжи камусом вверх, надергал шерсти и сложил ее на камус; бросил в кипяток чай и масло и добавил сучьев в костер. Он сел на лыжи и прислонился к теплому звериному боку.
Поворачивать тушу вдвоем — нелегко, а одному слишком трудно, ему было жарко, хотя телогрейка была старая, со свалявшейся ватой и дул ветер. Одному очень тяжело, теперь нужно отдыхать долго, но он, Илья, знал, что надо делать…
Эту телогрейку купила его жена. Она пришла из магазина вечером, а на следующее утро он поехал в город Харьков. Сначала он спускался на лодке с рыбаками к Енисею, там они остановили белый теплоход. Самый маленький рыбак может махнуть рукой и остановить любой теплоход: такой новый закон. Илью поддержали матросы, когда он залез на борт. Он первый раз плыл на теплоходе. Старик ходил по всем палубам и лестницам мимо больших зеркал, пробрался вслед за механиком в машинное отделение. Он обошел все судно, — оно плыло к Красноярску долго. Илья никогда не бывал в Красноярске, он и в районном центре ни разу не был.
— Куда едешь? — спросили его.
— Город Харьков! — ответил Илья весело. Илья был рад, когда его спрашивали о чем-нибудь.
— Далеко тебе ехать…
— Сильно далеко, сильно далеко! — соглашался Илья.
— Давай выпьем?
— Можно будет, — ответил он. — Рыба — есть, — он стал развязывать мешок. — …Пелядка есть, два сижка есть…
Он вступил на один из причалов и пошел с пассажирами мимо речного вокзала по асфальту тротуара. Пустой мешок висел у Ильи за плечами. Он шел в новой телогрейке и не очень новой шапке с опущенными наушниками, здесь был юг, было тепло. Он шел сначала, как и все, быстро, потом стал осматриваться и останавливаться. Так же неровно бредет лось, когда выходит из соснового леса на свежую наледь реки. Люди торопились, но Илья увидел двоих, мужчину и женщину, которые стояли и разговаривали. Он остановился и стал слушать. Ему было интересно узнать, о чем они говорят. Он стоял рядом долго, потом мужчина повернулся к нему и женщина повернулась.
— Тебе чего надо? — лицо у мужчины было злое.
Илья оробел и ответил скороспешно:
— Ничего не надо.
— Ну раз ничего не надо, — недовольно закричал тот, — то иди своей дорогой!.. Ну! Чеши, куда шел!
Илья повернулся и побрел назад к причалу.
— …Сильно далеко город Харьков, — объяснил он тем же матросам на том же теплоходе, а потом и рыбакам, и в селении. — Далеко!
«…Нужно было старуху послать. Старуха бы доехала», — думал он.
Илья отдыхал, опираясь спиной о бок лося. Тяжелый лось — большая удача. Заведующий зверофермой обрадуется. Начальник промыслового участка обрадуется: «Никто еще не добыл — старик первый добыл!» Можно притащить части туши к реке, сложить на лед и, возможно, залетит помочь маленький самолет на лыжах. Илье всю жизнь удача, но теперь он слабый. Когда они кочевали на Каменный Дубчес, перед войной, промысел шел хорошо, им было весело, и сын говорил:
— Это такой у тебя бог: Удача. Бог не дает — человек дает. Голодный год будет — тебе твой бог куль муки даст?.. Нет, не даст! А человек — даст!
…Зачем ему такой большой зверь? Пенсия есть. Какой он охотник — так, старый человек! Другие, сильные пусть добывают! Силы нет, внуков нет — зачем зверь, какая охота! Его род прошел, он последний, как дождь, который пропадает. Годы прошли, не осталось и следа. Ему никогда не было удачи!..
Илья не возвратился к палатке вечером. Старуха Ульяна слышала выстрел — она знала, что Илья добыл зверя. День был теплый, и она решила, что Илья остался ночевать у туши. «Он разрубил тушу и мясо морозит. Сидит, топит сало и жарит печень», — подумала старуха.
Ночью был мороз, старик не пришел утром. Тогда она стала на голицы, пересекла реку и пошла по следу. Ульяна быстро нашла старика, ведь пришлось идти не очень далеко. Она увидела: Илья прислонился затылком к шкуре, держал в руке нож и смотрел в потухший костер. Вода в котелке над кострищем замерзла. Лось лежал на спине, передние ноги согнуты в коленях; брюхо было распорото, белый желудок раздулся и выпирал поверх шкуры. Старуха сделала из голиц волокушу и положила на нее лицом вверх его согнутое тело. Она надела лыжи Ильи и промяла лыжню к реке так, чтобы было близко и попадалось меньше валежин. До берега было недалеко, но она тащила волокушу долго. Вечером она запрягла оленей и привезла Илью с берега к палатке. Вторая жена Ильи знала, что надо делать, кето живут в тайге и их хоронят у последнего стана. Старик также знал, что делать, если бы пришлось хоронить ее.
Ночью старуха рубила сушины на кряжи, рыла в снегу яму и складывала костер. Она таскала кряжи по снегу со всех сторон и таяла костром землю, передвигала костер, рубила корни, вычерпывала жижу тарелкой. Когда яма стала глубокой, Ульяна набирала талую землю в кастрюлю и поднимала. Лицо у старухи почернело. Весь следующий день она углубляла яму; Илья лежал у костра и оттаивал. Она сушила у костра свои грязные камусные рукавицы и пила чай. Потом вымыла Илье лицо и вымыла ему руки; тело оттаяло и она немного выпрямила его. Старуха устлала дно могилы пихтовыми ветками, опустила Илью, спустилась сама, уложила его на хвое.
Дно было сделано с наклоном, Илья лежал лицом в сторону солнца, как был, в охотничьей одежде, и нож в чехле, как и всегда, остался недалеко от его рук. Ульяна выбралась из ямы, стала на колени, попрощалась с Ильей. Она сбросила на него одеяло и посохом расправила, хорошо укрыла лицо, затем сбросила талую землю и мерзлые комья и завалила могилу тремя толстыми тяжелыми кряжами.
Старуха убила из ружья двух оленей и разделала их туши, сложила у могилы передние части со шкурами, копытами, головами. Она собрала посуду Ильи и положила у могилы ее, муку, немного чая, — все это она оставляла Илье: такой закон. Потом она запрягла двух оленей, погрузила на нарту палатку и остальное оленье мясо, задние части, и олени побежали.
Ульяна толкала шестом им в зады.
Быстрее! Старики, те, кто будет близко от селения и те, кому он не раз помогал, должны поесть мясо. Быстрей! Быстрей! Эта вторая жена Ильи придет и скажет, что старик добыл лося, и за тушей поедут. Она скажет, что Илья умер, и кто захочет, станут готовить мясо его оленей и будут поминать Илью. Женщина, которая когда-то была невесткой Ильи и кочевала на промысле, придет тоже. Она придет со своим новым мужем, и они будут сидеть тихо. «Его род прошел. Вот и все. Кто виноват? Никто не виноват. Сын с войны не вернулся, а другого нет, война — не родная мать: род кончился», — будут думать люди. Слепой Семен, самый лучший друг Ильи, заплачет, будет искать ружье и выстрелит в небо. А потом он возвратится и крикнет старухе:
— Ты все делала как надо?
Все замолчат и будут смотреть на нее. Она кивнет головой, что все было как положено.
— Городьбу надо. И больше ничего. Камень большой надо, — добавит она.
И все люди загудят, перебивая друг друга:
— Хорошо, хорошо, она делала все правильно!
Так скажут они, так ответит она.