Я открыла сушилку и поморщилась. Несмотря на то, что я поставила 50 оборотов, вонь от нашей одежды могла убить.
Протянув джинсы Уильяму, я увидела его помрачневшее лицо.
— Черт побери, как я их надену, когда они воняют конским навозом?
— А как еще ты планировал дойти до дома, где у тебя лежат запасные штаны, — рассмеялась я.
— В полотенце? Я готов облачиться даже в попону.
— Ну конечно. Давай. Завернись в полотенце и разрушь остатки репутации моего отца.
— Уверен, он бы понял нежелание надевать одежду, провонявшую дерьмом.
— Не знаю, — пожала плечами я. — Думаю, ты можешь спросить его сам.
Разочарованно кряхтя, Уильям неохотно надел джинсы.
— Ладно, брюки на мне. Но рубашку надевать не стану.
Услышав, как он говорит, будто капризный ребенок, я усмехнулась.
— Ладно, я одолжу что-нибудь у Анселя, когда мы вернемся в дом.
Накинув вонючую одежду, мы направились в дом, где хотели попытаться прокрасться наверх через заднюю дверь. Но планам помешали папа и Ансель, сидящие за кухонным столом. Как только мы вошли их лица стали недоуменными.
— Черт возьми, от вас двоих воняет. Вы что, ребята, копались в лошадином дерьме?
— Ансель! — перебила я.
— Я упал с Самсона и утянул Софи за собой, — вступился Уильям.
Я скрестила руки на груди.
— Вообще-то, он упал, а когда я начала над ним смеяться, утянул меня за собой в кучу грязи.
Уильям хмуро посмотрел на меня. Думаю, тот не хотел выглядеть говнюком перед папой, но плохо того знал. Отец смеялся так, что не мог остановиться, пока не закашлялся.
Мы с Анселем привыкли к такому, а вот Уильям начал ходить вокруг, заламывая руки в желании помочь папе.
— Все нормально. Дай ему пару минут, он справится, — подсказала я тихо.
Уильям кивнул, но я точно могла сказать — он переживает, что не может помочь.
Отдышавшись, папа улыбнулся.
— Извините.
— Пожалуйста, не извиняйтесь. Я волновался за вас.
— Говоря о мышечной дистрофии, все представляют только руки или ноги. Но забывают, что диафрагма — тоже мускул. Легкие не сжимаются сами по себе, им требуется помощь. И когда диафрагма ослаблена — как у меня — можно столкнуться со всякими забавными моментами, например, как этот кашель, или повышенная восприимчивость к пневмонии и легочным инфекциям. Ну и самое худшее — удушье, потому что диафрагма не может вытолкнуть углекислый газ из легких.
Уильям покачал головой.
— Чертовски хреновые забавные моменты, сэр.
— Ну да, так и есть, — улыбнулся папа. — Но хватит этой депрессивной херни. Вы двое переоденьтесь и почистите одежду, а Ансель пока поможет мне поесть. Но я все еще жду, что вы останетесь на ужин.
Уильям скосил на меня взгляд, чтобы увидеть реакцию. Увидев кивок, ответил:
— Звучит чудесно. Спасибо за предложение.
— Отлично, — папа перевел взгляд на меня. — Софи, дай Уильяму рубашку Анселя. Возьми в шкафу.
— Я так и хотела сделать.
Ансель начал нарезать лазанью, приготовленную Сьюзи.
— Никогда не думал, что буду с директором шмотками делиться.
Мы все рассмеялись, а затем я с Уильямом пошла на второй этаж. Уже наверху заметила, что он хочет что-то спросить, но не решается.
— Что такое?
— Твой отец сказал, что Ансель поможет ему поесть. Он больше не может делать это сам?
— Ты уже видел, у него плохо двигаются руки. Отказали до локтя. Через пару месяцев он будет похож на парализованного. Пока он может кушать, но нужно нарезать ему еду. Хотя отец уже не ест что-то типа стейка. А так у него не хватит сил даже порезать листы лазаньи, которая у нас на ужин.
— Для мужчины, который был так активен, это, наверное, как агония.
— Да. Но он прячет от нас боль или депрессию, если она у него есть.
— Теперь понятно, откуда у тебя такая удивительная сила, — грустно улыбнулся Уильям.
От его слов я внезапно покраснела.
— Понятия не имею.
— Зато мне все видно.
— Я просто знаю, что он имеет право злиться или испытывать горечь, но папа только улыбается и относится ко всему с позитивом. Он всегда был таким, так что, я думаю, это всего лишь способ не дать выиграть докторам.
— Просто показатель большого мужества и непреклонности характера.
Я отвела Уильяма в комнату Анселя, которая выглядела далеко не как комната обычного подростка.
— Подумать не мог, что Ансель такой педант, — заметил Уильям, когда я протянула ему простую белую рубашку на пуговицах.
— У него ОКР. И ты не представляешь, что он выслушивает от своих друзей.
— Представляю, — рассмеялся Уильям.
— Можешь сходить в его ванную.
— Спасибо.
— Моя комната прямо по коридору. Можешь пойти вниз или подождать меня, как тебе будет удобно.
— Хорошо.
Прежде чем выйти, я поцеловала его. Потом быстро приняла душ и надела штаны для йоги с футболкой с символикой старшей школы Милтона. Выйдя из ванной, я не обнаружила Уильяма ни в своей комнате, ни в коридоре, ни у Анселя.
— Блин, — пробормотала я.
Предложив Уильяму спуститься самому, я не подумала, что папа наверняка начнет рассказывать какие-нибудь непотребные истории из моего детства. Черт, он мог даже послать Анселя принести детские альбомы.
Быстро спустившись вниз я увидела, что они сидят за столом — пьют вино и едят лазанью. Все посмотрели на меня, потому что, спускаясь, я расшумелась.
— Извините, — пробормотала я, подойдя к столу.
— Боишься, что я тут твои секреты выбалтываю? — с усмешкой спросил отец.
— Даже в голову такое не приходило, — соврала я.
— Конечно не пришло, — поддержал Ансель.
Папа рассмеялся.
— Тогда ты будешь рада слышать, что разговор касался меня и моей ужасной болезни.
— Миленько. А более веселой темы вы не нашли?
Уильям наполнил мой бокал вином.
— Это я виноват. Мне было интересно узнать про течение болезни. Мои реальные знания о болезнях ограничены телефонными разговорами с Джерри Льюисом на День Труда.
— Ну, папу вряд ли можно назвать «человеком Джерри Льюиса».
— Это бедные люди, — папа наклонил голову и сделал большой глоток вина через соломинку. — Вообще я очень благодарен, что смог жить полной и активной жизнью. У меня даже симптомов не было почти до тридцати — потом руки начало сводить судорогой от работы с веревкой. А уж после нескольких приступов я пошел к неврологу.
— И вам сразу поставили диагноз? — спросил Уильям.
— Ну да. И поскольку Софи с Анселем уже родились, я до смерти боялся, что заболевание передается по наследству. И слава Богу, что генетическое исследование показало, что болезнь не передалась, — папа по-доброму улыбнулся. — Все закончится на мне, и только я останусь тем счастливчиком, которому нужна помощь, чтобы подтирать зад.
Уильям выплюнул вино, которое только что набрал в рот.
— Что, простите?
Папа рассмеялся.
— Ты не читал «Вторники с Морри»?
— Нет, сэр. Не думаю.
— Потрясающая книга. Я свою до дыр зачитал, а потом просто не смог уже держать книги и перешел на аудио версию. Понимаете, у Морри был БАС (боковой амиотрофический склероз) или Болезнь Лу Геринга. С помощью одного из своих учеников он вел записи о течении своей болезни. Конечно, БАС и моя болезнь отличаются, — папа улыбнулся, — но смысл в том, что Морри боится дня, когда другому человеку придется подтирать ему зад. Момент, конечно, настал и Морри попытался его принять, ведь это означало, что он снова стал беспомощным, как ребенок.
— Очень интересный взгляд.
— Действительно, — папа подмигнул Уильяму. — Две недели назад время пришло, и я попытался вспомнить эту цитату.
Я в ужасе покачала головой, но Уильям только рассмеялся.
— И что? Вы ощутили себя как Морри?
— К сожалению, нет. Мне ненавистен сам факт, что мой старый сморщенный зад видит жена двоюродного брата. Лучше бы она им в молодости и расцвете сил полюбовалась.
— Пап, ну ради Бога, — сказала я.
— К твоему сведению когда-то у меня была шикарная задница, — подмигнул он.