— Нет. Это тебе спасибо, мой дорогой саб.
Глава 23
Хотя я вернулась домой около двух часов ночи, мне каким-то образом удалось вытащить себя из постели в семь утра. Хотелось убедиться, что завтрак для отца будет готов к тому времени, как тот проснется. Раньше папа работал по внутренним часам и, как любой фермер, вставал с восходом солнца. Но в последнее время он засыпал и просыпался все позже. И иногда его было трудно разбудить. Я старалась не думать о предупреждении невролога, что это могло происходить из-за того, что диафрагма становилась слабее.
Поскольку в последние дни у отца не было аппетита, я решила испечь его любимые блинчики с черникой. Как раз накануне Сьюзи съездила на рынок и купила для нас свежих овощей и фруктов. И пусть она не говорила об этом, я знала, что Сью хотела избавить меня от унижения во время поездки в город. Теперь, когда я работала днем, а Ансель — ночью, Сьюзи осталась без работы. Но она по-прежнему настаивала на том, чтобы приходить каждый день и помогать нам, как только могла. Отказавшись брать какую-либо плату.
Около восьми в кухню, шаркая, вошел Ансель. Он был одет в боксеры, а на голове птицы свили гнездо из его волос.
— Что творишь?
— Эм, готовлю.
— Не может быть, ты у нас прямо Капитан Очевидность. Я вообще-то хотел уточнить, что ты тут делаешь так рано утром в субботу.
— Поскольку, в отличии от своих ленивых детей, папа не засоня, я решила приготовить завтрак, чтобы он проснулся и поел горячего.
— Спасибо, Боже, за твое провидение, но я уже не могу вернуться в кроватку.
— Еще слезу пусти, — фыркнула я.
— Ну да, ну да.
— Я и для тебя блинчиков напекла.
Выражение его лица мгновенно сменилось на воодушевленное.
— Да ладно?
— Конечно. Я же в курсе, как ты их любишь.
— О-о-о… спасибо, Соф. Это делает раннее утро не таким уж мерзким.
Я рассмеялась.
— Только ты можешь считать восемь утра ранним утром. И не слишком воодушевляйся. Может я и замешала тесто, но тебе придется заняться выпечкой, пока я буду будить папу.
— Рабовладелица, — пробурчал он.
Болезненно потрепав Анселя за щеки, я взяла поднос, заставленный едой, и направилась в папину комнату. Странно, но я не услышала звука работающего телевизора — обычно папа включал его, как только просыпался.
Открыв дверь, я вошла в комнату и обнаружила, что он проснулся и просто смотрит в окно.
— Доброе утро.
— Доброе, — ответил он, не отрывая взгляда от окна.
— Сегодня очень красиво, да? — спросила я, достав специальный столик, который мы купили в медицинском магазине.
— О да. — В его голосе звучала глубокая тоска.
Заправляя салфетку за ворот пижамы, я не могла вспомнить, когда папа в последний раз был на улице. Может быть в тот вечер, когда пошел со мной на заседание школьного совета?
Нарезая блинчики, я задумалась, как много всего пропускал отец в жизни — ощущение поводьев, зажатых между пальцев, запах кожаного седла, скольжение веревки в ладони. Вся его жизнь свелась к четырем стенам его спальни.
Внезапно я поняла, что нужно делать.
— Пап, не хочешь прогуляться после завтрака?
Медленно повернув голову, он посмотрел на меня. В его глазах читался вопрос — как это вообще возможно, учитывая, что он вынужден постоянно дышать кислородом и носить катетер?
— Это можно устроить, — улыбнулась я.
— Конечно. С удовольствием.
Я подняла палец.
— Погоди секунду.
Подойдя к двери, я позвала Анселя, и он прибежал в комнату с лопаткой в руке.
— Что такое?
— Слушай, после того, как мы все позавтракаем, я хочу, чтобы ты помог папе пересесть в инвалидное кресло. Мы пойдем на прогулку.
Ансель удивленно поднял брови.
— Точно?
— Точно, — подтвердила я с улыбкой.
Хотя он выглядел немного неуверенным, брат ответил:
— Ладно. Я только пару блинчиков переверну.
— Не торопись. Папе тоже нужно поесть.
Ансель кивнул и вышел. Я поднесла крошечный кусочек блина к папиным губам. Он потянулся и откусил его, жуя медленно и тщательно.
— Блинчики с черникой. Мои любимые.
— Потому я их и сделала.
— Ты так добра ко мне, Софи, — улыбнулся отец. — Бог не мог благословить меня больше, чем дав такую дочь.
Я поднесла к его рту еще кусочек.
— А как насчет той, которая не ввязалась бы в секс-скандал?
— Мы уже говорили об этом, и тебе хорошо известно, что я думаю по этому поводу.
— Да. Я знаю. Просто не могла тебя не поддразнить.
— Что у тебя с Уильямом?
При звуке его имени вилка в моей руке застыла на полпути.
— Вау, так сразу.
— Софи, серьезно.
— Понятия не имею. Я с ним не говорила. — Папа отвернул голову от блинчика, я внимательно посмотрела на него. — Ты что, хочешь поиграть в «летит самолет», как будто ты маленький?
— Я хочу понять, почему ты так сглупила, порвав с ним.
Вилка выпала у меня из рук и звякнула о стол.
— Откуда ты знаешь, что мы расстались?
Он кивнул подбородком в сторону окна на дальней стене. Именно тогда я поняла, что в комнате было слышно все, что произошло на крыльце.
— Это должно было случиться, — ответила я, снова беря вилку.
— Нет. Не должно.
— Давай не будем говорить об этом, хорошо? Тебе нужно съесть свои блинчики.
— Ты не можешь выбросить свое счастье в мусор и ожидать, что я промолчу.
Я покачала головой.
— Пожалуйста. Давай не будем. Можно просто позавтракать вместе и подумать о том, сколько замечательного ждет тебя снаружи?
— Продолжай отрицать свои чувства, дорогая моя, и когда ты очнешься, то поймешь, что упустила очень много времени и любви. — Я открыла рот, чтобы снова попросить сменить тему, но отец поднял палец, призывая послушать его. — Просто пообещай, что обстоятельно и серьезно подумаешь, прежде чем окончательно порвешь с Уильямом.
— Хорошо, пап. Я так и сделаю.
По правде говоря, у меня не было проблем с тем, чтобы думать о Уильяме. Я все время думала о нем. Даже до того, как поговорила с Оуэном прошлой ночью. Мысли о Уильяме никогда не покидали моей головы.
— Хорошо, — улыбнулся папа. — Теперь можешь дальше кормить меня этими восхитительными блинчиками.
Я вернула ему улыбку.
— Вот это мне больше нравится.
Усадить папу в инвалидное кресло и закрепить так, чтобы спина оставалась ровной, оказалось целым представлением. И еще нужно было соблюдать осторожность с кислородным баллоном и катетером. Папа быстро придумал шутку о том, что не стоило тянуть за катетер, потому что последнее, что ему было нужно — это потерять пенис. Только мой отец мог сохранить подростковое чувство юмора перед лицом болезни.
Как только мы устроили его и вышли за дверь, Ансель покатил инвалидное кресло по неровной дороге вниз к сараю. При каждом толчке я вздрагивала вместе с папой, но он, казалось, не слишком возражал. Вместо этого отец вертел головой из стороны в сторону, будто в отчаянной попытке осмыслить происходящее.
Хотя лошади были на пастбище, Ансель все равно покатил папино кресло к амбару. Я была благодарна за хорошую погоду в последние дни, из-за этого колеса не застревали в грязи. Отцу наверняка хотелось пойти в амбар, чтобы посмотреть на стену с наградами, я догадывалась об этом и оказалась права. В момент, когда тот увидел блеск металла на солнце, его глаза загорелись.
— Полагаю, что успел забыть, сколько соревнований выиграл.
— Ты был лучшим, пап, — с гордостью произнес Ансель.
Отец улыбнулся.
— Конечно был, разве не так? — он рассматривал наградные ремни, а потом папин взгляд наткнулся на фотографии. — Можете подать мне фото Мэгги?
— Конечно. Секунду.
Я подошла и сняла фото мамы, сделанное на соревновании по езде на бочках.
Как только фото оказалось в руках отца, он провел пальцами по изображению под стеклом.
— Она была что-то с чем-то. Женщина-огонь. — Он посмотрел на меня. — Прямо как ты.