Мистер Грейнджер повел нас по длинному коридору к двери, на которой значилось «только для персонала». За ней обнаружилась комната, заполненная гробами. В сопровождении владельца, я и брат медленно вошли внутрь.
— Как видите, у нас есть несколько моделей, из которых можно выбрать. Также можно заказать гроб по каталогу, мы доставим его в течении суток. Вы ведь не планировали поминальную службу раньше пятницы?
— Нет, — ответила я.
— Тогда это дает нам возможность раздвинуть временные рамки.
Мистер Грейнджер говорил дальше, но я его не слушала. Мое внимание привлек массивный гроб из красного дерева, перед которым стоял Ансель. Сооружение казалось захватывающим, хотя, наверное, иронично описывать гроб таким образом. Блеск дерева казался настолько ярким, что в нем можно было видеть отражение. По бокам красовались замысловатые узоры. Гроб был самой настоящей усыпальницей короля с соответствующей ценой.
— Этот, — сказал Ансель. Я покачала головой, и он непонимающе возразил. — Почему? Это лучший из тех, что тут есть. И блядь, папа заслуживает самого лучшего!
Пока мистер Грейнджер строил недовольное лицо по поводу лексикона Анселя, я подошла к брату и тихо сказала:
— Этот чертов гроб стоит пятьдесят тысяч долларов.
— Но ты сказала, у папы была страховка.
— Не настолько большая, чтобы купить гроб за пятьдесят кусков, а потом позаботиться обо всем остальном, что еще потребуется.
Мистер Грейнджер прочистил горло, и мы с Анселем обернулись на звук.
— Прошу прощения, что беспокою, но вам не следует беспокоиться о деньгах. Счет уже оплачен.
— Что, простите? — переспросила я.
— Утром кто-то принес чек на пятьдесят тысяч долларов с инструкцией, что деньги предназначены для похорон мистера Джеймсона, и мисс Джеймсон вправе потратить их на свое усмотрение. Это то, что я должен был передать вам.
— Кто это сделал? — спросил Ансель.
— Благодетель предпочел остаться анонимным, — ответил Грейнджер.
Чувствуя головокружение, я пошатнулась.
Уильям. Другого правдоподобного объяснения не было. У нашей семьи не было других знакомых с такими деньгами. Даже если бы папины приятели по состязаниям собрали пожертвования, такую сумму им было собрать не под силу.
В этот момент я не могла не задаться вопросом, как, черт побери, он узнал. Я не поддерживала связь ни с кем из «1740». Конечно, в городе слухи распространились за ночь, но он не был местным.
— Соф, все нормально? — спросил Ансель.
— Да, просто немного лихорадит. Наверное, съела что-то не то утром. — И, обернувшись к мистеру Грейнджеру, добавила: — Ладно. Мы принимаем пожертвование.
***
Ансель и я закончили выбирать, а мистер Грейнджер заверил нас, что папа будет готов к шести, когда начнется церемония прощания. Приватную церемонию для родственников и близких друзей было решено провести чуть раньше, в пять тридцать. Оставив в похоронном доме папин лучший костюм и распоряжения, которые он составил для похорон, мы вышли наружу и поплелись обратно к грузовику.
У нас оставалось примерно шесть часов, прежде чем необходимо было вернуться. Я отчаянно нуждалась во сне и одновременно задавалась вопросом — если выпить немного тайленола, какими будут последствия? Последнее, чего мне бы хотелось — это прийти в состоянии похожем на опьянение и дать еще больше пищи для сплетен.
Ансель сел на свое место и пристегнулся.
— Это же был Уильям, да?
Стараясь показаться дурочкой, я переспросила:
— Что Уильям?
Брат закатил глаза.
— Блин, ты сто процентов знаешь, о чем я.
— Да, — вздохнула я, — это Уильям прислал деньги на папины похороны.
— Ты с ним говорила?
— Со дня заседания Школьного Совета — нет.
— Почему?
— Все сложно, — уставившись на свои руки, ответила я.
— Я уже не маленький, ты в курсе?
— Я этого и не говорила.
— Ну так перестань меня отшивать. Давай, расскажи про Уильяма.
— Просто наши отношения невозможны, понимаешь? Как только мы начинаем встречаться, происходит какое-то говно.
— Но ты его любишь.
— А папа любил твою маму, но что хорошего получилось, кроме разбитого сердца?
Ансель покачал головой.
— Он никогда не любил мою маму.
— Конечно, любил. Когда она ушла, его это сломило. Он больше не захотел влюбляться.
— Моя мама была просто затычкой в той дыре, что осталась в его груди из-за смерти твоей матери. Вот кого он любил больше всего на свете.
Глядя на брата, я несколько раз моргнула. Мне и в голову не приходило, что он может быть прав.
— Смотри, столько времени уже прошло, а он пожелал быть похороненным рядом с ней.
— Это просто место на семейном кладбище.
— Лады, Соф. Не береди мои раны. Я в курсе, что папа любил меня так же, как тебя. Но мне, некоторым образом, приятно, что он будет похоронен рядом с женщиной, которую тот любил всю жизнь.
От его слов из глаз снова полились слезы.
— Когда ты стал таким проницательным и умным, братишка?
Ансель фыркнул.
— Ну уж нет, умным я бы себя не назвал. Проницательным — возможно. Но умным? Неа.
— У тебя в твои семнадцать ума будет побольше, чем у многих мужиков за всю их жизнь.
— Уильям умный.
— Только не это, — простонала я.
— Ну да, снова о нем. — Ансель еще раз закатил глаза. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Соф. А он делал тебя счастливой.
— Я не знаю, сохранились ли у него чувства ко мне.
— Ну, он только что проделал до хрена работы, чтобы убедиться, что у папы будут достойные похороны. Если это для тебя не доказательство любви, то я не знаю.
— Он это не для меня сделал, а для папы. Они постоянно общались, когда Уильям приезжал на наши секретные свидания. И оба уважали друг друга.
— Не спорю, папе он нравился. Но то, что он сделал было для тебя, потому что док Ф все еще тебя любит. И когда все это дерьмо с похоронами отойдет на второй план — если ты не попытаешься наладить с ним отношения, то будешь самой большой тупицей, которую я знаю.
Я не ответила.
Вместо этого залипла в окно и попыталась взять в кулак вышедшие из-под контроля эмоции.
Глава 25
Я расположилась на первой скамье часовни похоронного бюро. Тишина просто оглушала. С трудом пережив закрытую часть церемонии для семьи и близких друзей, я сбежала, чтобы побыть в одиночестве.
Конечно, я знала, что должна сейчас стоять у гроба рядом с Анселем, приветствуя пришедших и выражая почтение. Но после того, как я увидела брата в его лучшем костюме с легкой улыбкой на губах, трещина внутри меня стала еще шире. Мне нужно было побыть одной, чтобы не заорать во всю силу легких.
Пока я пробегала через комнату, меня поймал Эверетт.
— Эй, кузина, погоди.
Яростно покачав головой, я ответила:
— Мне надо отсюда свалить.
— Хочешь проехаться на байке?
Предложение было заманчивым, но ответственная часть меня понимала, что нужно остаться рядом. Краем глаза заметив двойные двери, ведущие в часовню, я поняла, что нашла выход.
— Постоишь на входе, чтобы не впускать никого, кроме Анселя или Сьюзи?
— Конечно.
Вот так я и оказалась в часовне, постоянно теребя вышитый носовой платок. Бабушка подарила мне такой же в день похорон дедушки. «Всем леди на погребении необходим платок, с которым они ходят на похороны», — сказала она. Сегодня в моих руках был тот самый, что она несла в руках на похоронах своего мужа. Белый, с вышитыми на нем пурпурными ирисами, французской геральдикой.
Откинувшись назад, я постаралась плотно облокотиться на спинку скамьи. Кружевной материал платья буквально сводил меня с ума. Вместо того, чтобы поспать днем, я поехала в соседний город, чтобы купить платье на церемонию прощания и на похороны. Такое ощущение, будто снимали эпизод «Секса в большом городе», когда умирала мать Миранды, а Керри не попросила привезти ей платья из дома, а пошла купить новое, чтобы больше никогда его не надевать. То же самое настроение было и у меня.