Пусть купленное платье было красивым и выглядело весьма достойно, я знала, что сожгу его, как только сниму.
Внезапно мое внимание привлекли громкие голоса.
Услышав звук открывающихся дверей, я резко развернулась и задохнулась, а сердцебиение перешло в дикий галоп. Эверетт прижал Уильяма к одной из дверей часовни, вцепившись тому в лацканы костюма. Вскочив со скамьи, я подбежала к ним.
— Эверетт, подожди!
— Не кипишуй, Соф. С этим умником я разберусь.
— Не надо. Все нормально. — Я посмотрела в потемневшие глаза Уильяма. — Он свой.
Эверетт перевел взгляд с меня на Уильяма.
— Уверена?
— Абсолютно.
Потеряв запал, кузен отошел. Уильям натянуто улыбнулся.
— Извини, чувак. Она моя кузина, и если Софи сказала охранять дверь, то никто, блядь, не пройдет.
Уильям кивнул, поправил пиджак и галстук и сказал:
— Ценю это. — Затем пристально посмотрел на меня. — Я сделал бы все на свете, чтобы защитить Софи.
От его слов и от того, как Уильям их произнес, я почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы.
— Ладно, оставлю вас вдвоем, — скользнув по нам обоим взглядом, ответил Эверетт.
— Спасибо, Эверетт, — ответила я, промокнув уголки глаз носовым платком.
Хлопнув Уильяма по спине, кузен вышел в коридор. Звук закрывшейся двери эхом прокатился по часовне. Минуту все, что я могла делать — это тупо пялиться на Уильяма.
В последние сутки мне хотелось, чтобы он был рядом больше всего на свете. Хотелось почувствовать уют его сильных рук, обнимающих меня. Хотелось прижаться ухом к груди и услышать звук его сердцебиения. Хотелось почувствовать тепло его кожи на своей. И хотелось, чтобы Уильям сказал мне, что все будет хорошо — так, как может только он.
И вот он здесь, стоит передо мной, а мои ноги приросли к полу, и я не могу сделать ни одного шага вперед, будто это гигантский прыжок.
— Полагаю, именно с ним ты ходила в «1740»?
— Да, это был Эверетт, — с нервным смешком ответила я.
— Он выглядит так, что легко мог бы набрать задницу Калле, но я слышал, что ты предпочла сделать это лично.
— Да. Предпочла.
— Ты ее избила. Это потому что ты мстила за испорченную нам обоим карьеру?
— Не только. Еще, чтобы отомстить за то, что она причинила тебе боль.
— Правда?
Я кивнула.
— Если кто-то навредит человеку, который мне не безразличен, я отвечу тем же, — на грани слышимости прошептала я. — Я всегда защищаю тех, кого люблю.
Уильям сделал осторожный шаг вперед, и расстояние между нами сократилось. Этой малости хватило, чтобы сломить мою нерешительность. Я бросилась в его объятия и зарыдала.
— Прости, прости, прости, — бормотала я снова и снова.
— Нет, малыш. Это я должен просить прощения. Мне так жаль, что меня не было рядом, когда я был нужен тебе больше всего, — сказал он мне на ухо.
И медленно успокаивающе водил рукой по моей спине. От этого ощущения я довольно выдохнула. Потому что скучала по его рукам на моем теле. Прикосновения Уильяма не только разжигали огонь желания, но и приносили успокоение, когда я была эмоционально разбита.
— Но это моя вина. Я сама оттолкнула тебя. — Чуть отстранившись, я посмотрела на него. — Мне хотелось позвонить почти каждый день, я так хотела тебя увидеть, но была слишком упряма и напугана.
Уильям взял мое лицо в ладони.
— Теперь я тут, с тобой и для тебя, Софи, готов пройти через ад и вернуться обратно, разделить все плохое и хорошее с тобой. Тебе нужно только разрешить мне.
— Я очень этого хочу. Просто… — я закрыла глаза. Мне не хотелось смотреть на него, признаваясь в слабости, — боюсь…
— Софи, посмотри на меня, — скомандовал он.
Ощутив серьезность тона, я немедленно открыла глаза.
— Не нужно бояться. Но, даже если страх останется, я смогу остаться стойким за нас обоих.
Я наблюдала за выражением его лица.
— Я знаю, что ты прошел бы сквозь огонь и воду ради меня. И не потому, что это была бы просьба твоей Госпожи. Это было бы потому что ты любишь меня. — Я приблизила свои губы к его и, после нежного поцелуя, прошептала: — И я тебя люблю.
Мне хотелось углубить поцелуй, но Уильям взял меня за плечи и отодвинул.
— Что ты сказала?
— Сказала, что люблю тебя, — улыбнулась я сквозь слезы, — и это действительно так, Уильям. Сильнее, чем я могла представить когда-либо. Я была такой глупой, когда думала, что все должно быть идеально, а если что-то шло не так — это знак, что нам не суждено быть вместе. Я пришла к пониманию, что наши отношения и есть идеальные.
— Действительно?
Его глаза светились любовью.
— Да, действительно. В изъянах есть особенная красота.
— Тогда должен согласиться, наши отношения весьма близки к идеалу.
— Так ты простишь меня за упрямство и глупость?
— Конечно, — улыбнулся Уильям и добавил, — уверен, это будет не в последний раз.
Я рассмеялась.
— Ну уж нет. Я уверена, что в последний.
— Однажды ты станешь моей упрямой и очень умной женой, — внезапно заявил он.
Это, конечно, не было официальным предложением, я знала это, но от этих слов сердце чуть не пробило грудную клетку. С улыбкой я ответила:
— Да, конечно.
Уильям приблизил свои губы к моим, а я не могла не подумать, как бы счастлив был папа, узнав, что мы снова вместе, и что он в какой-то степени приложил руку к нашему воссоединению.
В своем воображении я увидела, как отец стоит в божественно-белом свете рядом с Grand-Maman и дедушкой. Папа улыбался, а Grand-Maman сказала:
— Etre chérie heureux.*
(*будь счастлива и любима, фр.)
Папа улыбнулся.
— Верно. Будь счастлива, дорогая.
И я знала, что всегда буду стараться исполнить это желание, в честь любви и памяти о них.
Эпилог
Три года спустя
— Властью данной мне я объявляю вас мужем и женой. — Служащий сделал паузу и улыбнулся. — Теперь вы можете поцеловать невесту.
Слезы затуманили мое зрение, когда я увидела, как Ансель нежно положил руки на щеки своей новоиспеченной жены и нежно ее поцеловал. Переложив букет в другую руку, я вытерла слезы. Никогда не думала, что брат женится до того, как ему исполнится двадцать один. Всегда циничная, я закатила глаза, когда он сказал мне, что влюбился всего через три недели после начала осеннего семестра в Университете Теннесси. Мой цинизм возрос еще больше, когда он сказал, что она из университетской команды болельщиц. Я не могла не представить себе стереотипную блондинку, девицу из женского общества, которая хотела повысить свой статус, встречаясь с одним из футболистов.
Но все сомнения испарились на первом футбольном матче Анселя. Мелани была не блондинкой, а рыжеволосой, и специализировалась в инженерном деле. Она была застенчивой и сдержанной и заставляла Анселя соблюдать правило — «учеба важнее вечеринок». Тут я и заподозрила, что моего брата либо избили до полусмерти, либо внутри него тайно обитал маленький сабмиссив, которого он не осознавал, потому что Ансель делал все, что говорила Мелани. И я наслаждалась каждой минутой, наблюдая за ними.
На День Благодарения брат сделал Мелани предложение, и она согласилась. Хотя обе семьи были за то, что сначала нужно окончить университет. Но они, сделав по-своему, рванули вперед на всех парах и запланировали свадьбу весной на ферме.
Протерев глаза от слез, я с удивлением увидела, как Ансель углубил поцелуй, превратив его во французский. Вокруг засвистели. Брат отстранился и ухмыльнулся толпе.
— Подожди до вечера!
Окружающие ахали от ужаса, а я смеялась над выходкой брата. Остальные подружки невесты встретились со своими шаферами у алтаря и двинулись по травянистому проходу.
Подарив своему шаферу, а по совместительству и мужу, улыбку, я взяла его под руку. Сохраняя на лице будто приклеенную улыбку, он спросил: