— И не ходи через мост! Иди через мостки, так ближе.
Значит, Сила знает. Ну и пусть знает… Пока молчит и не пристает с расспросами, пусть его знает. А если бы и начал допытываться, Милан ему все равно ни слова не скажет, это уж дудки…
Милан подхватил мешок и припустил через поле, прямо к мосткам. Если кто его остановит, у него зайчиха. Он смело может сказать, что ходил на зайцев. За это его вызовут, пожалуй, в сельскую управу. Пусть оштрафуют, а то еще и по шее надают, пусть! Главное, что он может предупредить Эрнеста: в Лабудовой немцы, целых десять вагонов немцев прибыло на станцию. Тяжелого вооружения у них, видимо, нет, только винтовки и пистолеты. А у офицеров, которые спят у Грофиков, есть еще и легкий пулемет.
По мосткам, наискосок переброшенным через речку, Милан перебрался на тот берег. В этом месте речка была широкая, скорее болото, чем речка; мостки ходили ходуном, дважды он чуть не свалился в воду, потому что зайчиха металась у него за спиной и он едва не терял равновесие.
За рекой у Милана отлегло от сердца: здесь отлично можно было спрятаться в зарослях вербы. Вербняк тянется почти до самого вала, а за валом уже не будет ни живой души. Идти было тяжело. Болото чавкало под башмаками. Милан глубоко проваливался и через силу вытаскивал ноги.
Эрнест уже дожидался его. Весть о приходе немцев его озадачила. Он даже не обратил внимания на мешок, переброшенный через плечо мальчика. Милан так и не дождался похвалы за удачную выдумку.
— Значит, они уже здесь… — сказал Эрнест задумчиво. — Принесло их на нашу голову. А мне как раз нужно на Беснацкий хутор…
— Не ходи, Эрнест! — попросил Милан. — Через деревню тебе не пройти, сразу схватят…
— А что делать? — отрезал Эрнест и грубо выругался. — Оставить товарищей с пустыми руками? Просто так, без ничего?
Милан не догадывался, что может означать это «без ничего». Но если Эрнест готов отправиться в такой опасный путь, значит, в горах и в самом деле никак не обойдутся без этого.
— Придется идти, — сказал Эрнест, — будь что будет… У нас никто больше не знает дорогу, этак человек может попасть им прямо в зубы.
— А можно мне? — робко предложил Милан. — Я тоже знаю дорогу, даже лучше, чем ты. Давай я схожу!
— Еще чего! Только этого не хватало.
Милан повел плечом.
— Ты не думай! Я все дороги, все тропинки знаю в нашей округе. Куда хочешь проберусь!
Эрнест явно заколебался.
— Слушай, Милан, — сказал он, помолчав, — возможно, тебе и придется пойти. Ума не приложу, как еще мне выкрутиться. Нужно срочно сообщить нашим, что в Лабудовой немцы, и на Беснацкий нужно идти… Если пойду на Беснацкий и меня схватят, в отряде ничего не будут знать. Пошлют искать меня… Наши ребята этих мест не знают. Немцы их переловят за милую душу. Если не пойду на Беснацкий, не передам поручение — тоже плохо… Как ни кинь, все клин…
— Не ходи, Эрнест, не ходи! — умоляюще сказал Милан. — Воротись в горы, а на Беснацкий я пойду. Не бойся, я все сделаю, как скажешь?
— А не боишься?
— Ни чёрта!
— Хутор Беснацкий знаешь?
— Знаю, это около Читар.
Эрнест снова задумался.
— Так вот, слушай. Пойдешь на Беснацкий, разыщешь управляющего. Фамилия его Ондрушак, запомни! Его контора сразу у ворот. Там еще табличка есть: «Контора». Придешь прямо к управляющему, скажешь ему: «Зори нынче красные». Он тебе ответит: «Значит, будет ветрено». Будь внимателен: если это он, то ответ будет именно такой, слово в слово. Тогда ты скажешь ему: «Тетка Зуза просит вас прислать деньжат, которые остались у вас, а то она совсем издержалась». И все. А теперь повтори!
Милан проглотил слюну и начал:
— Пойду на Беснацкий, к управляющему Ондрушаку. Его контора прямо у ворот. Зайду к нему и скажу: «Небо нынче красное…»
— Стоп! — оборвал его Эрнест. — Я сказал не «небо», а «зори». Если переврешь хоть словечко, считай, что зря ходил.
— Ага, значит: «Зори нынче красные», — повторил пристыженный Милан. — Он мне ответит: «Значит, будет ветрено». Тут я ему скажу: «Тетка Зуза просит вас прислать деньжат, которые остались у вас, а то она совсем издержалась».
— Отлично, — похлопал его Эрнест по плечу, — только ничего не спутай, ради бога.
Милан расцвел от счастья и от гордости: ему доверяют сообщение, в котором нельзя изменить ни единого слова!
— А что ты скажешь, если тебя спросят, чего тебе надо на Беснацком?
— Не знаю, — чистосердечно признался Милан.