— Какая вам еще вечеринка! Вот я сейчас возьму ухват, будет вам вечеринка!..
Но парни не обижались, отделывались шутками:
— Да ну, тетушка, не сердитесь. Дайте две-три кроны или яиц пару. Ведь не разоритесь вы от этого…
Хозяйка покачает головой, поворчит — как же без этого! — и чего-нибудь даст.
И вот сегодня немцы развлекаются. Буханец задушевно подпевает им «Га-йя-йя, кукук!» и прищелкивает пальцами. Хороший народ живет в Лабудовой, надежный; любят порой поворчать, да это не беда. Вы только посмотрите, как парни охотно уступают немецким солдатам девушек на танец. Девушки смеются, учат солдат танцевать чардаш.
Олина Гурчикова, самая веселая, самая красивая, пригласила в круг командира. Закружила, завертела его в польке, смеется, показывая ровные белые зубы. Шельма девка! Ондрик Янчович — ее милый — исподлобья смотрит на них от дверей. Не бойся, Ондрик, ничего не сделается твоей Олине! Пусть повеселится, пусть покружится! Но Ондрик, вот глупый, подхватил первую девчонку, какая подвернулась под руку, крутит ее, аж юбки у нее хлопают, а сам свистит разбойным посвистом, покрикивает да подпевает грудным, молодецким голосом. Олина глядит на Ондрика, через силу смеется заливистым смехом. Ондрик выпускает девчонку, гневно смотрит на Олину и выбегает вон. Все расступаются перед ним. Высокий офицер с прилизанными кофейными волосами торжествующе усмехается.
В углу у самых дверей стоит Сила. Чисто умытый, в своей облезлой бараньей шапке на расчесанных волосах, он топчется в снежной слякоти, которую натаскали сюда люди.
— Поди-ка сюда, — манит его Буханец пальцем. — Вот купи себе чего-нибудь, на! — сует он ему в руку хрустящую бумажку.
Сила только глаза таращит. Еще бы! Разве может такой мальчонка понять, до чего счастлив нынче старый Буханец! Га-йя-йя, кукук!
Сила возвращается на свое место у дверей, глазеет на танцующих, переминается с ноги на ногу.
— Ты что здесь торчишь? — слышит он голос за спиной. — Марш домой, сопляк!
Сила угрюмо косится на парня, который тащит его за собой, но не отбивается и послушно выходит.
— Вот тебе фонарик, беги! — говорит парень Силе, когда они отходят далеко от корчмы, где никто не сможет их подслушать. — Три коротких сигнала, один длинный, три коротких, один длинный. Не перепутай! И вот тебе еще! — Он сует ему в руки бутылку. Она тяжелая, значит, полная. — Если кто остановит — ты несешь вино для немцев. От нас, так и скажешь, что я тебя послал.
— А остальные? — спрашивает Сила.
— Уже ушли.
Сила берет бутылку и фонарик.
Он осторожно прокрадывается за гумнами к дороге, которая ведет вверх, на Пригон.
Немцы развлекаются.
В эту ночь здесь прошло около тысячи партизан. Из узкой опасной долины, куда оттеснили их немцы, они ушли в лесистые горы на другом берегу реки. Оттуда они будут продолжать борьбу.
Сила притаился на Пригоне под раскидистой корявой черешней и глядел вниз, в долину, туда, где проходили партизаны.
Три коротких, один долгий… Раз десять пришлось ему повторить эти сигналы, пока с противоположного холма ему не просигналили в ответ: «Вас поняли».
Он стоял под черешней, всматривался в цепочку из темных точек, которая тянулась по белому искристому снегу. На Пригоне свистел ветер. Но Сила не замечал ни ветра, ни стужи.
Здорово они подготовили этот переход, здорово придумал Яно с этой вечеринкой для немцев. И с яйцами, завернутыми в газетную бумагу, тоже отлично придумано. Пока парни уламывали очередную крестьянку, Сила заботливо заворачивал яйца в специально для этого нарезанную газетную бумагу, у него ее была целая кипа. Но среди невинной газетной бумаги было несколько совсем других бумажек — листовок, полученных из города. Листовок, которые призывали население помочь партизанскому отряду перейти в безопасное место.
Сила заворачивает яйца и в некоторых домах роняет словно невзначай листок-другой. Газетный листок и листовку. Люди заметят бумажки, поднимут, прочтут и уже знают, что им делать.
По белому снегу тянется цепочка из черных точек. Это они — парни с гор. На условленных, хорошо охраняемых местах их поджидают надежные люди с продуктами, боеприпасами и медикаментами. На холмах дозорные сигналят фонарями. Всё делают взрослые парни. Сила единственный из ребят, кого они взяли в помощники, и он гордится этим. Если б они не считали его надежным, смелым парнем, разве б они приняли его? Как же, держи карман шире! Трусов Яно не берет.
По Пригону гуляет ветер, но Силе и горя мало. Если нужно, он простоит здесь хоть до утра. Жаль только, что об этом нельзя рассказать Милану. Яно не велит. Стоит Силе только пикнуть, и ему никогда больше ничего не доверят. Яно такой!