– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
На задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать.
Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии.
– Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу…
– Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше…
В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку.
– Первый раз его вижу, этого фраера, совестью клянусь. Сам из него душу выну, если он тебя обокрасть хотел, – быстро говорит Арик, не отрывая взгляда от вышки. – Давай вместе сейчас его спросим…
– Я спросил уже, Арик. Он на тебя брешет, – глядя ему в глаза, произносит Ильяс. – Стариков казнить приходится, но правду узнать надо…
Арик, не отрывая взгляда, смотрит на место казни. Ильяс тоже оборачивается.
– Может, сейчас захочет правду сказать, – задумчиво говорит он.
Его товарищ под вышкой ждет, что-то спрашивает старика, но тот лишь отчаянно мотает головой. Тогда человек проверяет прочность узла и легонько толкает Владимирцева в спину. Сорвавшись с бетонного блока, тот начинает сучить ногами, пытается оседлать опору, так что палачу приходится держать его за колени, пока жертва не затихает. Видимо, по брюкам течет, и он вытирает руки о траву. Тело с неестественно вывернутой головой тихо покачивается, и только улыбается с пакета глупая рожа кота.
Армен видит на лице Арика почти неприкрытый ужас. Он опускает глаза.
Ильяс садится в машину, его товарищ, подумав, обрезает веревку, вместе с другим бойцом они волокут тело к «мерседесу» и закидывают в багажник. Машина уезжает.
Опять осужденные сменялись перед камерой. Постарше, помоложе, красивые и не очень. Рассказывали про себя…
– Калитина Оксана… Я совсем не жалею… Совсем. Пусть Бог меня накажет, но эту падлу я бы еще раз встретила и еще раз убила…
– Лазовая Лариса…
Другая пела:
– Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов…
Еще какая-то девчонка…
– Я за топором пошла, к Салохиным, к тете Вале. Говорю: дайте топор, у нас сломался, мясо разрубить надо. Ну, принесла топор. Уже этим топором Витя тело разрубил, в пакеты все сложили и утром на автобусе уехали. Ну, а тетя Валя и сообщила потом, если бы топор не сломался, может, и не было бы ничего. А Витя на воле, в Хабаровске где-то. Ну, а артисткой я бы могла быть, наверное. А раздеваться не надо будет?
Армен, улыбаясь, курит в кресле. Ильяс, радостный и возбужденный, показывает ему фотографии.
Молодые борцы-вольники на ковре, мальчишки с тренером в секции, соревнования…
– Смотри, это в Ростове, всесоюзная спартакиада… Это чех, хороший парнишка, с Грозного, мастер спорта международного класса, слушай… На третьей минуте я его выкинул…
Ильяс оглядывается и вдруг легко делает сальто назад.
– Ты шахматист, наверное? – серьезно спрашивает он Армена. – А то я тебе все про борьбу да про борцов…
– Нет, – смеется Армен. – Я фехтованием занимался, в детстве.
– Слушай, сломали мы его! Все бросил здесь, уехал… – радостно улыбаясь, вдруг говорит Ильяс. – Я у него страх в глазах увидел! Нет в нем силы больше, – кричал, сердце ему вырежу, а сам уехал… Хитрый, змей, был, но сломал ты его!
– Ты хорошо разводил… А если бы он к вышке пошел?
– Э-э, – махнул Ильяс, – дернули бы быстро…
Постучав, из-за двери показывается несколько смущенный, но разгоряченный актер Владимирцев с желтым пакетом и пиджаком в руках. Под рубашкой видна альпинистская обвязка.
– Я прошу прощения… Ребята костюм хотят выбросить, а он новый совершенно…
– Не могу уговорить его, – кричит из коридора «вешатель», – зачем такой костюм…
– Да его только почистить, замечательный костюм, пиджак вообще чистый, зачем же выбрасывать…
– Александр Михайлович, – вмешивается в спор Армен, – да возьмите, конечно…
– Александр Михайлович, дорогой, давайте купим новый вам, бежевый, или какой хотите, – кричит Ильяс.
– Да жалко, ей-богу, новый костюм, от пыли отряхнуть только, брюки уже высохли…
Общими усилиями Владимирцева успокаивают и выпроваживают. Ильяс возвращается в комнату, подходит к двери на террасу, с которой открывается вид на мягкий южнорусский пейзаж.
– Арменчик, дорогой, ты красивую постановку сегодня сделал…
Армен кивает, улыбается.
– Теперь уезжать надо. В Москву.
– Зачем?
– Должок один есть у меня, кровный… Да и вообще, веселее в Москве. А у тебя здесь дела?
– У меня одно дело, Ильяс. Девушку эту найти.
– В Москве и будем искать.
– Узнал про нее что-то? – напряженно спросил Армен.
– Разное говорили… – ответил Ильяс. – И что по воздуху улетела, и что научилась все замки открывать… Может, брехня, не знаю… Но по-любому, искать ее теперь на воле надо.
…«Мерседес» подруливал ко входу. Ильяс был за рулем, Катя рядом.
– Ну все, пойду я.
– Погоди, подойдет он… – кивнул Ильяс в сторону стоянки. – Там на приеме человек будет, Арик зовут. Пацан он душноватый… так ты скажи, что моя невеста…
– Я, вообще, сегодня судьбу свою не ждала встретить.
– Э, судьбу каждый день ждать надо, – серьезно сказал Ильяс.
– Мне с утра цыганка то же сказала, – ответила Катя.
Гангстер был уже совсем близко.
– Удачи тебе, сестренка, – сказал Ильяс. – Может, встретимся скоро.
– Если сучка не попадется, – ответила Катя. – Судьба и обмануть может.
– Если что, я за тебя отвечу.
Перед камерой – воровка в росписи. Другая предлагает любовь за сигареты. Третья – плачет. Четвертая – плюет в объектив. Пятая – показывает стриптиз. Шестая – сумасшедшая.
А седьмая была особенная. Она молчала.
– Я буду делать что-то. Про условно-досрочное хлопотать… Вытащить тебя отсюда надо, – говорил Армен, расхаживая по комнате.
– Не надо. Замков-то нет.
– А чего же ты здесь сидишь тогда?
– Годик отсижу, потом улечу, – засмеялась Катя. – А ты помочь чем-то хочешь?
– Хочу.
– Ты адвокат?
– Нет, режиссер… Ну, это неважно.
– И чем же ты помочь хочешь?
– Может, расписаться нам…
– В смысле? Замуж за тебя выйти?
– Ну, да…
– А если меня жених ждет?
– Пойми, я хлопотать за тебя смогу… Вытащу я тебя отсюда…
– Ты сделай предложение, а я подумаю. Вдруг – судьба.
– Выходи за меня замуж.
В мониторе, установленном в кабине Лешиного «КамАЗа», было видно его самого, пару бродячих псов, мусорные контейнеры.
Леша повозился с собаками, потом принялся за контейнеры. Один открыл, покопался внутри. На черном пластике разобрал и быстро разложил характерно разорванную сигаретную пачку, несколько смятых окурков с картонными мундштуками, позвонил по мобильному.