– Впечатляюще, – Ретч против воли побледнел, но все же выдавил из себя улыбку, а потом нервно потер запястье правой руки, которой коснулся носом Шэд. – Как себя ведет твой оборотень?
– По-прежнему ест овес.
– Даже когда он в таком облике?
– Как ни странно. Да, и пахнет от него по-прежнему конем.
– И, пожалуй, к лучшему… А Бэйзел знает об этой твоей способности?
– Нет.
– А кто-нибудь еще?
– Только Гаст, но он не осознает, что такое связующая магия. Полагает, что ее можно использовать в рисовании для слежки… И я действительно применял связующую магию только в рисовании…
– Я сверну ему шею! – не сдержался Ретч. – А скажи-ка мне – как давно ты узнал, что он бастард Лайтфела? Тогда на арене, когда он оказался у нас в руках, – ты знал?
– Ретч, – в голосе моем послышалась жесткость, и Ретч весь поник. – Пять минут назад мы говорили об объединении обители.
– Я просто хочу знать.
– Да я знал. Точнее Визониан успел поведать перед смертью, – я не сводил глаз с Ретча. – Я хочу, чтобы ты запомнил – Гаст мой друг. И я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
– Да, милорд.
– Более того, – продолжил я. – Если вдруг скоро начнется объединение, я хочу, чтобы ты приглядел за ним.
Ретч фыркнул.
– Он, уверен, сам за себя постоять сможет.
– И еще. Я хочу, чтобы ты последил за Эрслайтом. А поскольку Гаст неожиданно пришелся ему близким родственником…
Ретч улыбнулся, сверкнув зубами.
– Понимаю, что тебя беспокоит. А ты не забываешь, что я тоже в последнее время занимаюсь огненной магией?
– Ретч, пожалуйста!
– Нелегкая задача, – заметил он посерьезнев. – Ты сам отдал малыша в светлую обитель. Но я постараюсь.
– Спасибо.
– Так когда ты понял, что владеешь связующей магией? – спросил он.
– Если ты про рисунки, то давно.
Ретч посмотрел на меня с недоумением.
– Насколько давно?
– С тех пор как попал в магическую школу. Бэйзел всегда считал, что в моих рисунках присутствует визуальная магия.
– Но почему ты молчал об этом?
– Я слышал мельком, какой разрушительной силой обладает связующая магия. Но никогда не стремился узнать об этом больше, и тем более, овладеть этой ее особенностью. Мне хватило неприятностей из-за гипномагии. Поверь, к лучшему, что я умолчал об этом.
– Может и так. Но когда твое изгнание закончится, ты скажешь остальным? – Ретч повертел в руках книжку. – Как проверим, появятся ли записи?
– Еще не знаю. Но тебе придется пока помолчать об этом… Когда вернешься к себе, напиши что-нибудь. Я тебе отвечу.
– Что ж, давай попробуем, – он шагнул к порталу. – И все-таки не забредай слишком далеко в мирах. А если вдруг понадобится помощь – позови меня!
– Ты говоришь, совсем как моя мать.
– Она любит тебя, как и я, – Ретч улыбнулся. – Надеюсь, ты в этом никогда не сомневался?
– Один раз. Нет, два раза, – поправился я.
Ретч нахмурился.
– Когда это? Ну допустим в библиотеке я вел себя не совсем разумно… А еще, вероятно, когда Бэйзела посчитали погибшим… Но тогда все не знали что думать, и кому верить.
Я улыбнулся.
– Вот видишь, ты об этом сам знаешь.
– Но я больше никогда…
– Не зарекайся, Ретч. Я и сам себе иногда не верю.
– Ну, тогда хоть я тебе буду верить, – он обнял меня на прощанье. – Не пропадай. Мы все ждем твоего возращения.
Ретч шагнул в портал. Я раскрыл книгу. Не прошло и минуты, как в ней появилась запись, сделанная рукой Ретча.
«Не забредай далеко, мой повелитель. И если по пути тебе попадется что-нибудь необычное, надеюсь, ты сообщишь об этом?»
«Что ты считаешь необычным, Ретч?» – в ответ написал я.
«Тебе лучше знать. По мирам ты побродил побольше моего. И возвращайся скорее».
На следующий день я направился с Виленом в его больницу. В кабинете, куда он привел меня, несколько столов оказались завалены горами инструментов. Я открыл рот от изумления.
– Так много?
– Ты, наверное, даже не подозревашь, сколько людей живет в нашем мире и сколько нуждается в помощи, – заметил Вилен.
– Послушай, – произнес я. – Давай я сделаю сейчас всего несколько. А ты опробуешь его в деле. Вдруг моя магия испортит инструмент?
– Хорошо. Мы проверим.
Он отобрал несколько хирургических ножей. Я подумал и решил немного изменить заклятие на них.