Во взоре его промелькнуло изумление, а спустя миг он покраснел.
— Прости меня, я ошибся.
Я кивнул.
— Не порть такое чудесное утро ненужными разговорами, — заметил я.
Он вернулся на свое место, взял лютню в руку, глубоко вздохнул и заиграл вновь свою песенку. А я добавил немного магии. Светящаяся в солнечных лучах пыль уплотнилась, и перед восхищенными зрителями уже была иллюзия по мотивам песенки менестреля. Когда песенка кончилась, иллюзия разлетелась по залу солнечными зайчиками, добавив света. Я как раз закончил завтракать, поднялся из-за стола, оставив монету, и направился к выходу. На самом пороге меня догнал менестрель.
— Я всегда думал, что такие прекрасные иллюзии способны создавать только светлые маги, — взволновано произнес он.
Я посмотрел на него.
— Надо полагать, твои слова стоит расценивать как похвалу?
Он смутился.
— Я только хотел сказать…
— Не суди о том, в чем ты не разбираешься, Донован, — произнес я и раскрыл портал.
На нас дохнуло теплым воздухом. Шэд скользнул в проход первым. А я еще немного помедлил, видя, как Донован с детским изумлением глядит на это окно в лето посреди заснеженного зимнего царства. Прямо оттуда на плечо менестреля из травы выпрыгнул кузнечик. Юноша замер, уставившись на зеленого прыгуна, словно на какое-то чудо. Потом, осторожно тронул его пальцем, и кузнечик вновь исчез среди травы. А потом я шагнул в портал, и он зарылся за мной.
— Ну и куда мы идем, Шэд? — поинтересовался я.
Шэд, резвясь, бегал вокруг меня, то вдруг останавливался и отщипывал какую-то приглянувшуюся ему траву и жевал, то гнался за своим хвостом, подобно шаловливому котенку. Хорош котенок с меня ростом! Зверюга, крупнее медведя, с жуткими когтями и зубами. Хотя морда и телосложение скорее напоминали ирбисовые, за исключением длинных ног. Я заметил, что все чаще он остается в этом облике, обращаясь в жеребца лишь тогда, когда мне необходимо было ехать верхом. Однако мое вороное чудовище с седой гривой и серыми пястями на лапах, по-прежнему поедало в большом количестве траву на лугах и овес на постоялых дворах. Да и имел он по-прежнему безобидный лошадиный запах, что обычные лошади от него не шарахались даже в таком облике. Но вот таскать на себе седло с упряжью, помимо дорожной сумы мне уже порядком надоело.
— Шэд! — я остановился и побренчал уздечкой.
Он недовольно заворчал и попятился от меня.
— Куда?!
Он игриво подпрыгнул и помчался прочь.
— Нет, это уже слишком! — закричал я ему вслед. — Вернись, мерзавец!
Бросив свою поклажу, я раскрыл портал и переместился как раз перед ним. Шэд, издав какой-то удивленный звук, резко остановился и совершил еще одну попытку сбежать от меня. Переместившись повторно, мне пришлось прыгнуть за ним, чтобы успеть схватить бестию за хвост. Шэд сразу сдался, плюхнувшись на землю, а я добрался до его загривка и устроил зверю легкую трепку. Он перекатился на спину, подсекая, и я свалился прямо на него, а его передние лапы охватили меня.
— Ну и что это такое? — поинтересовался, глядя на его клыкастую пасть прямо перед моим лицом.
И в следующий миг его зеленый язык прошелся по моим щекам. Я отпрянул, выпустив его, и он легко ускользнул.
— Это нечестно, Шэд, — я вытирал с лица его тягучую слюну. — Нам надо ехать.
Он встряхнулся, но облик не поменял.
— Шэд, дружок, будь хорошим мальчиком, — я ласково потрепал зверя по голове, похлопал по шее.
Безрезультатно. Вместо этого он опустился у моих ног, словно предлагая забраться на его спину.
— Это не лучшая идея, — заметил я. — Хотя таскать седло мне страшно надоело.
Шэд, поглядывая на меня, недовольно заворчал, выгнул шею и поддел ладони носом, приглашая. Я с сомнением схватился руками за жесткую седую шерсть на загривке и перекинул через него ногу.
— Если я выдеру тебе все гриву, сам будешь виноват, — предупредил я.
Он фыркнул и поднялся. А я едва не свалился. Шэд на миг обернулся и осторожно двинулся к тому месту, где я бросил сумку и упряжь. И постепенно ускорил шаг. Я же чувствовал, как движется подо мной каждый его мускул. Он перешел на рысь, а следом на галоп. И если на рыси он шел довольно ровно, то на галопе мне пришлось сжать бока коленями и охватить руками шею. Потом остановился. Я скользнул с его спины, посмотрел на него, и он чуть виновато прижал уши.
— Нет уж, я не согласен, — заявил я ему. — Но если тебе так хочется избавиться от упряжи…
Я достал кинжал и взялся за упряжь. Отрезав уздечку, из поводьев я сделал ошейник. Шэд недовольно заворчал, когда кожаное кольцо охватило его шею. Еще пару ремешков я пустил у него под мышками. Держась за эти ремни теперь можно было не опасаться упасть с Шэда на галопе в любом его облике. К ним же можно было приторочить дорожную сумку.