– Я... я хотела спасти страну от войны...
– Ложь! Ты лишь хотела власти и рада была получить ее через убийство! Если бы не героические дела леди Кицунэ и защищающих ее солдат, зло свершилось бы. Ты не попыталась помешать планам Черной Вдовы и не держалась в стороне, напав на леди Хикари и помогая пауку-людоеду справиться с ней!
Девчонка тряслась, как осиновый лист. Все кончено. Неужели все кончено?
Хару склонился и положил перед Миваки короткий, острый меч.
– Если действительно считаешь что действовала верно, вырази нам протест. Если считаешь что ошибалась и была обманута, вырази свое раскаяние.
Миваки, закрыв лицо трясущимися руками, горько рыдала. Слезы текли по ее щекам и ладоням, но они не затронули ни единой струны в сердце сурового самурая.
– Ты никогда не была достойной дочерью нашего клана, – сказал Хару, вставая справа от девчонки и обнажая катану. – Если проявишь малодушие и сейчас, не жди пощады. Умереть как дочь самураев или как презренное ворье – это твой выбор.
Кицунэ соскочила с коня и, не замечая капающей с пасти зверя голодной слюны, побежала к дому, откуда навстречу ей уже спешили леди Хикари и несколько слуг.
– Мама! – девчонка нырнула в объятия камигами-но-отоме и прижалась к ней ласковым котенком. – Мамочка моя, как же я испугалась! – Кицунэ шмыгнула носиком и, почувствовав запах крови, тронула руку матери в том месте, где Хикари под одеждой прятала тщательно забинтованную рану. – О нет! Ты ранена! Мамочка, ты же ранена! Подожди, я сейчас позову врачей! Больно? Очень больно, мама?
– Не пугайся, маленькая моя! – Хикари целовала лицо разревевшейся от страха и паники девочки. – Со мной все хорошо! Пока ты рядом, ничто другое не важно. Солнышко мое, лисенок ласковый! Все хорошо.
– Мам, ты только потерпи немножко. Все уже позади, врачи нас вылечат, а чудовища больше не вернутся. Вот, смотри. – Кицунэ раскрыла ладошку, в которой всю дорогу до дома держала мамино обручальное колечко. Эта вещь, наверное, была дорога маме, ведь она никогда его не снимала.
– Ах ты, лапочка моя, золотая, – камигами-но-отоме стиснула девочку в объятиях изо всех сил. – Прости. Прости за то, что это ты, а не я, защищаешь нас всех от преследующих нас ужасов.
– Ма-а-ам... каким бы ни был страшным враг, я никому и никогда не позволю тебя обижать! Я же – волшебная!
– Чудо мое! Глупое и пушистое.
– Ма-а-ам... – Кицунэ сладко млела от счастья.
Томео меж тем, сойдя с коня, двинул зверю в скулу для напоминания, кто здесь главный, и поспешил к небольшим саням, в которых домой доставили леди Кадзуми. Протянув руку, он помог женщине выйти и, обняв за плечи, повел по дорожке к дому. Кадзуми все еще не пришла в себя от долгого заточения, и передвигаться ей было сложно. Шепча любимой что-то ласковое, Томео поддерживал ее и помогал стоять ровно. Кадзуми сделала пару шагов, и вдруг ноги ее подломились. Она едва не упала, но Томео мгновенно среагировал, подхватив ее на руки.
– Томео-сама! – испуганно охнула Кадзуми. – Прошу вас, не надо! Ведь вы еще не совсем оправились от болезни! Я не смогу простить себе, если буду отягощать вас...
Самурай только крепче прижал ее к себе и, ответив улыбкой, понес к дому, но их взаимное счастье бесцеремонно прервала прибежавшая повариха, Чиоко, что совершенно ошалела от произошедших вокруг нее событий и теперь не знала, что делать и кого из пострадавших подруг утешать первой. Она одна из немногих до сих пор верила, что Миваки на самом деле хорошая девочка, просто испорченная и избалованная отцом.
– Кадзуми-сама, Томео-сама! – Чиоко, подбежав, упала на колени перед госпожой и, не выдержав, разрыдалась. – Пожалуйста, поспешите! Миваки-сама повели... – сердобольная женщина указала направление рукой. – ...Туда! Хару-сама хочет казнить ее!
Глаза Кадзуми, которую Томео поставил на ноги при приближении служанки, испуганно расширились. Силы взялись неизвестно откуда, и женщина устремилась, спотыкаясь и увязая в снегу, в направлении, указанном служанкой. Сделав своим самураям знак «следуй за мной», Томео побежал за Кадзуми.
Миваки дрожала от холода и ужаса, рыдания ее обратились в судорожные всхлипы. Девчонка так и не протянула руку за лежавшим на снегу мечом.
– Похоже, мои надежды на проявление чести и самоуважения от тебя были напрасны, – Хару поднял катану над головой, замахиваясь для удара, но отчаянный крик Кадзуми, увидевшей блеск металла, остановил его.
– Нет! – женщина бросилась к дочери, но двое самураев встали на ее пути и удержали. – Нет, не убивайте ее! Прошу вас, Хару-сама, будьте милосердны!
– Мама? – Миваки, сбрасывая оцепенение, подняла голову и, взглянув на Кадзуми, вскочила на ноги. – Мама!!!
Хару схватил ее за плечо и хотел усилием руки снова поставить на колени, но леди Кадзуми, пробежав мимо расступившихся самураев, уже обняла девочку руками и заслонила ее собственным телом.
– Мама, спаси! Спаси меня! – причитала Миваки, прячась в объятиях матери. – Я не хочу умирать! Пожалуйста, спаси меня!
– Тише, тише, глупая моя, – Кадзуми улыбалась сквозь слезы с любовью и нежностью. – Я здесь. Ничего не бойся.
Хару хмурился, не спеша убирать меч.
– Рад видеть вас в добром здравии, леди Кадзуми, – сказал самурай, глядя на женщину, обронившую во время бега одеяло, в которое до того стыдливо куталась. Лишенная волос голова и грязный костюм куноичи нисколько не красили благородную даму. Обладающие повышенным чутьем, самураи силой воли сдерживали в себе желание поморщиться от резкого запаха. – Сожалею только, что внешний вид ваш сейчас в столь плачевном состоянии, и хочу напомнить, кто всеми силами содействовал безумному чудовищу, заживо похоронившему вас.
– Моя дочь ничего не знала! Она выполняла приказы Черной Вдовы только потому, что принимала ее за меня! Поверьте! Та безумная куноичи приходила ко мне и хвалилась тем, как ловко ей удалось обмануть мою дочь!
– Даже если это так, если бы Черная Вдова обрисовала ей свои намерения раньше, ваша дочь тотчас заключила бы союз с пауком и не выдала бы нам врага! Эта юная дама готова на сговор с кем угодно, стоит им только упомянуть имя ее отца, интригана, подлеца и труса, вырастившего дочь полным своим подобием!
– Неужели вы считаете, Хару-сама, что она была согласна покончить с собой?
– О чем вы?
Кадзуми, спешно закутываясь в одеяло, которое подал ей Томео, вкратце обрисовала план, которым хвасталась ей Черная Вдова. Лицо Миваки, когда она слушала об истинных намерениях недавних союзников, вытянулось от потрясения и побелело еще больше, хотя минуту назад казалось, что она уже мало отличается цветом от лежащего вокруг снега.
– Но... но мне все говорили... что... – голос ее становился все тише, и она умолкла, полумертвая от холода и полного душевного истощения.
– Черная Вдова всегда была трусливой и подлой тварью, – сказал Томео. – Она любила играть чужие роли, но жить под видом леди Хикари в замке принца Кано не отважилась бы по той простой причине, что оттуда почти невозможно сбежать. Скрыться от самурая гораздо сложнее, чем от простого горожанина, заподозрившего неладное в поведении своей жены или подруги. Черная Вдова слишком осторожна, даже черный воин-дракон не смог бы заставить паучиху зайти в смертельную ловушку, откуда слишком сложно выбраться в случае провала маскировки. Поэтому я глубоко убежден, что ехать в Серую Скалу она не собиралась.
Хару задумался, но медлил недолго.
– Это ничего не меняет, – сказал он. – То, что Миваки-сан обманули и обрекли на смерть вместо сближения с принцем, не может служить оправданием. Лично мне нелепа даже мысль, что вы, Кадзуми-сама, могли замыслить убить другую женщину и присвоить ее имя. Могла ли ваша дочь не подумать о том, что вы попросту не способны на то злодейство, что замышлялось?
Миваки издала сиплый стон. Она действительно до последнего признания была убеждена, что мама – это мама. Как любая настоящая сволочь, она искренне верила, что все люди такие же, как она. Просто мама наконец-то показала свое истинное лицо...