– Благодарю вас за твердые слова, – сказал Ясуо, принимая передатчик. – Для меня будет честью сражаться с вами плечом к плечу.
За окном давно уже сгустилась ночная тьма.
Бабушка Така задремала, сидя в кресле. Леди Хикари взялась за кисточку и черную краску, продолжив занятие, начатое еще с полудня. Вспоминая события последних дней, камигами-но-отоме вновь принялась выводить ровные строчки знаков на бумаге. Увлеченная своим делом, она не заметила даже, что ребенок, тихо и мирно листающий книжку на кровати, остался совсем без присмотра.
В книжке было мало картинок и много текста. Плохо умеющая читать, Кицунэ быстро потеряла к ней интерес. Бабушка уснула, мама занялась какой-то работой. Маленькая оборотница не хотела им мешать, но чем заняться?
Взгляд Кицунэ обследовал полутемную комнату и остановился на леди Хикари. Похоже, мама серьезно увлечена и ничего вокруг не замечает. Шанс!
Отложив книжку, Кицунэ тихонько соскользнула с кровати и, подкравшись к маминому шкафу, осторожно открыла дверцы. Пахнуло ароматами духов, столь сладкими, что маленькая оборотница почувствовала головокружение. Розовея от восторга, она принялась любоваться тканями висящих перед ней платьев. Свои-то она уже все перебрала и внимательно изучила, а вот то, что подарила леди Кадзуми маме, пока еще в руки зацапать не получалось.
Наряды, висящие в шкафу, принадлежали человеку взрослому. Детей, таких как Кано, Мичиэ и городская ребятня, Кицунэ воспринимала как равных. Взрослые же, воплощенные для маленькой оборотницы в облике величественного Хебимару, доброго деда Такео, насмешника и оптимиста Бенджиро, были равны богам. Вещи, висящие в шкафу перед Кицунэ сейчас, принадлежали самой доброй и самой любимой из всех богинь. Маме.
Девчонка помнила, какой лучезарно-красивой увидела она маму, когда та, в новом и модном наряде вышла из комнаты леди Кадзуми. То платье сейчас должно быть здесь!
Глаза маленькой оборотницы вспыхнули алчностью, и она настороженно глянула в сторону леди Хикари. Не видит ли? Нет, похоже, очень занята. Прекрасно!
Не теряя времени, Кицунэ начала разыскивать и вытаскивать из шкафа элементы желанного наряда.
Хикари, слыша шорохи, тихое бормотание и восхищенные вздохи, осторожно обернулась. Женщина едва сумела утаить смешок, видя чем занялось ее дитя.
Не желая мешать, камигами-но-отоме сделала вид, что ничего не замечает, и вновь склонилась над листом бумаги. Кисть в ее руке пришла в движение, выводя на листе ровные строчки письменных знаков.
«Едва оказавшись в безопасности, Кицунэ сразу позабыла недавние беды. Энергия, которую она раньше направляла в желание защитить нас всех и быть полезной во времена невзгод, теперь обратилась в неудержимую жажду общения и веселья. Глядя на нее, я вспоминаю слова, Торио-сама, которые говорили вы, называя меня солнечным зайчиком, скачущим по серой стене старого дома. Теперь она, золотой лисенок, стала тем лучиком солнца, что вносит оттенки жизни в безрадостный мир. Мне порой кажется, что я вернулась во времена моей счастливой молодости и гляжу на себя со стороны, вновь переживая те радостные моменты, что были у нас с вами. Вот только ваш сын сейчас немного моложе, чем были вы в мои четырнадцать лет, и Кицунэ удается подговорить его на шалости, на игры с иллюзиями, о чем мне потом со всем доверием тотчас рассказывает. Я понимаю, что неудержимая тяга к играм никак не согласуется с образом принца и придворной дамы, но ругать дочь и даже укорять ее найти в себе силы я не могу».
Хикари полуобернулась, с интересом наблюдая за Кицунэ, которая сбросила с себя ночную сорочку и, путаясь в белых шелках, теперь натягивала мамину блузку. Шелк, струясь, скользнул по телу хулиганки и замер, опустившись ниже ее колен. Великовата. Подпоясаться, и получится настоящее платье! Хикари улыбнулась, но Кицунэ не считала свой вид хоть в чем-то нелепым и рассматривала себя с явным удовольствием.
– Ничего, сейчас все поправим. – тихо промурлыкала маленькая оборотница и потянулась к другим, выброшенным из шкафа на кровать, вещам.
Камигами-но-отоме прикрыла рот ладошкой, сдерживая смех. Вернувшись к своей работе, она легкими росчерками кисти написала:
«Кицунэ много шалит, иногда упрямится и капризничает, но при всем этом она не перестает меня бесконечно умилять. Надеюсь что вы, мой дорогой друг, простите мне эту слабость и, когда мы встретимся вновь, сможете быть немного строже с нашими детьми, которых я рискую совершенно избаловать».
Маленькая оборотница меж тем закончила наряжаться и придерживая руками широкие юбки, побрела к зеркалу. Размер одежды был, мягко говоря, не ее. Плечи и рукава свисали, корсаж болтался, юбки волочились по полу длинным шлейфом. Но ведь это все мелочи. Главное, что...
– Красивайа-а-а... как мама! – нараспев, с восхищенным полувздохом произнесла Кицунэ.
Она разглядывала себя в зеркале, прихорашивалась и принимала горделивые позы. Этакая благороднейшая и модная дама.
Но быть красивой когда никто не видит, – неинтересно. Кицунэ так и распирало от желания похвастаться. Она подошла к бабушке, потянула ее за рукав кимоно, но старушка не отреагировала и только, сонно вздохнув, повернулась в кресле с боку на бок.
Кицунэ решила оставить ее в покое. Нехорошо мешать другим отдыхать.
Тихо ступая по мягкому ковру, маленькая оборотница подкралась к леди Хикари и тронула ее за плечо.
– Ма-а-ам.
– Что? – отозвалась камигами-но-отоме, не оборачиваясь и продолжая начертание очередного знака.
– Ма-а-ам, – Кицунэ ласкалась к ней, требуя внимания и тепла. – Ну ма-а-ам!
– Что, лисенок? – Хикари дразнила ее, нарочно не поддаваясь на уговоры.
– Мам, а что ты дела-а-аешь? – мурлыча, Кицунэ сунулась ей под руку.
Девчонка по-прежнему старалась привлечь внимание к себе, в том числе и тоном голоса, но Хикари держалась стойко.
– Пишу письмо своему лучшему другу, великому дайме Торио.
– Тому дедушке, что лежал в комнате во дворце, рядом со странной машиной?
– Да.
– Ух ты! – Кицунэ с интересом посмотрела на листы бумаги, украшенные ровными строчками черных знаков. – А про что ты пишешь?
– Про многое. – Хикари смущенно порозовела. – Про годы одиночества, про радость встречи, про то... что было с нами после...
– Наверное, он очень ждет письма и очень обрадуется, когда получит! Я бы тоже очень обрадовалась, если бы Мичиэ-чан мне написала! А можно я ей напишу?
– Умеешь?
Кицунэ уверенно кивнула и нетерпеливо сграбастала пару чистых листов. Она макнула кисточку в краску, но вдруг задумалась.
– Мам, а как пишется «Здравствуй»?
Хикари показала. Кицунэ, закусив язычок от усердия, в меру сил скопировала ее движение.
– А как написать «Мичиэ-чан»?
Пришлось показывать.
– А как «У нас все хорошо»? А как «Принц Кано – нормальный»?
– Нормальный?
– Ну... не сумасшедший, не злой... не враг.
Хикари тихонько рассмеялась.
Те знаки, которые подсказывала мама, выходили нормальными. Те, что Кицунэ знала сама, были больше похожи на кляксы и размазню. Пыхтя и сопя, Кицунэ исписала половину листа, прежде чем, вздохнув с облегчением, положила кисть.
– Ох, как сложно-то! – возмущенно заявила она. – Но я справилась! Теперь нужно отправить это письмо Мичиэ-чан. А как? С почтовой птицей?
– Думаю, генерал Шичиро найдет по моей просьбе надежный способ доставить письма. Вот только я допишу свое.
– Хорошо. Но ты и про мое не забудь, ладно?
– Как же я могу забыть? – Хикари заверяющее улыбнулась и вдруг хитро сощурилась, глядя на дочку. – Кицунэ-чан, а что это на тебе?
Маленькая оборотница, вспомнив зачем подобралась к маме, подскочила на месте и начала красоваться: «Смотри, смотри, мама, вот какая я»!
– Ох, хулиганка, кто же это разрешил тебе в мой шкаф заглядывать?