– А рисовать ты разве не сейчас будешь? Я посмотреть хочу.
– Много времени займет, но я обязательно нарисую. Потом. А сейчас я твой портрет хочу нарисовать. Лисенок, – это же просто шутка была! Сядь снова в кресло, Кицунэ-чан, а я поменяю полотно и начну портрет. Уже настоящий.
– Ладно, только... – Кицунэ схватила вдруг недорисованную картину с мольберта и дернула так, что подставка едва не упала на бок. – Пойду маме покажу!
Не успел Кано даже моргнуть, как Кицунэ выпорхнула из комнаты вместе с картиной.
Маленькая оборотница выскочила в коридор и замерла, увидев леди Таку, сидящую в поданном расторопными слугами кресле. Бабушка даже не посмотрела на выскочившую из комнаты внучку. Обиделась.
Кицунэ поставила полотно к стене и подкралась к Таке.
– Ба-буш-ка-а-а... – виноватым голосом протянула она, погладив ладошкой рукав кимоно старой служанки. – Не сердись на меня... я больше не буду...
Така хотела что-то сказать в ответ, но, понимая, что от этих слов ничего хорошего ждать не приходится, Кицунэ встала перед ней с таким виноватым видом, что даже у суровой бабули дрогнуло сердце.
– Не вздумай плакать, – сказала Така, видя слезы, дрожащие в уголках глаз девчонки. – Иначе действительно сурово накажу тебя, негодная лисица! Я всегда желала тебе только добра, и непослушание с твоей стороны очень обидно для меня.
– Я больше не буду! Бабушка-а-а... ну не ругайся, пожалуйста!
Така вздохнула еще раз, поднялась с кресла и развела руками.
– Хорошо. Я рада слышать в твоих словах честность, Кицунэ, но помни, что один раз обманув – теряешь доверие навсегда!
– Да, бабушка! Я не обманываю и буду тебя слушаться, честное слово! Ты прощаешь меня?
– Я вынуждена это сделать, ведь ты не понимала, почему тебе не надо играть с курительной трубкой. Ох, Кицунэ-чан, ведь я действительно заботилась о тебе. Ты должна больше мне доверять, и помни, что я не помеха в играх, а защита от опасности!
– А какая опасность была в курительной трубке?
– Расскажу чуть позднее, – Така миролюбиво улыбнулась Кицунэ. – Сейчас ведь ты что-то хотела показать леди Хикари? А мне можно посмотреть?
– Конечно! – Кицунэ просияла, уверовав в свое спасение.
Леди Хикари перечитывала и переписывала набело письмо для дайме Торио, когда в комнату вошли Кицунэ и леди Така.
– Мам, мам, посмотри! – Кицунэ с ходу бросилась к ней, держа на руках полотно с карандашным наброском. – Это принц Кано нарисовал!
– Скажи-ка мне лучше, дочка, кто у нас старших не слушается? – борясь с теплыми интонациями в голосе и изо всех сил стараясь быть строгой, спросила Хикари. – Кто убегает и прячется, кто в шалостях меру забывает?
– А мы с бабушкой Такой уже помирились! – Кицунэ поставила картину, подскочила к бабуле, обняла ее за руку и ласково прижалась щечкой к плечу. – Я попросила прощения, и она на меня больше не сердится! Правда, бабушка?
Наивные и доверчивые глазки Кицунэ уставились на старую служанку, которая никогда не смогла бы выдержать такой взгляд достаточно долго, чтобы заметить в глубине девчоночьих глаз, под небесно-синим сиянием, золотистую лисью хитринку.
– Кицунэ обещала подумать над своим поведением, Хикари-сама, – ответила леди Така, слегка краснея под взглядом внучки. – Полагаю, не стоит быть слишком строгой с ней. На первый раз.
– Я буду слушаться, бабушка! – заверила Таку Кицунэ. – Ведь я тебя очень-очень люблю!
«Маленькая подхалимка... – одновременно подумали Хикари, Така и тоже находящийся в комнате Ясуо. – Ничего, подрастет – исправится».
– Хорошо, если так, – Хикари благодушно кивнула и, отложив письма, повернулась к дочери. – Ну же, маленькая моя, показывай, что нарисовал тебе принц Кано. Не томи, я сгораю от любопытства!
Кицунэ показала ей набросок.
– Вот! Это – я!
– Какой милый лисенок! И черты у него твои, дочка. Глаза, носик, улыбка! Очень похоже!
– Да! – Кицунэ сияла от счастья. – А какой бантик, смотри! Правда, мило?
– Очень!
– А мы еще и вас всех нарисуем! И тебя, мама, и бабушку, и дедушек, и Мичиэ! Кано обещал. Только чуть-чуть позже. Сейчас он хочет начать мой настоящий портрет... то есть это тоже настоящий, только теперь он девочкой меня хочет нарисовать!
– Значит, ты сейчас снова к нему побежишь?
– Ага, только...
– Дай угадаю! Только платье поменяешь, да? Есть ли у нас хоть одно, которым ты еще не хвасталась?
– Мам, не смейся! У меня есть прекрасная мысль! На картине ведь я должна быть очень красивой? И платье как раз одно я сохранила! Самое подходящее!
Вернулась к комнате принца Кицунэ почти через час и, скромно пряча личико под капюшоном укутывающего ее плаща, шагнула за дверь.
– Макото, принимай, – шепнул Куо в микрофон передатчика и, отпуская кнопку, вздохнул. – Вот так, под плащами, куноичи бомбы знатным господам и приносят.
Кнопку передатчика заело, и его фразу услышала вся команда.
– Спокойно, командир, – ответил ему ехидный голос стража-сенсора, чей взгляд проходил сквозь объекты не хуже лучей рентгена. – Я на нее уже глянул!
– А ты не хвастай, не хвастай! – засмеялись на разные голоса еще несколько воинов. – Лучше сразу сознайся, что у нее под плащом?
– Угадайте!
– Лисий хвост?
– Нет!
– Два хвоста?!
– Восемнадцать! И все пушистые, да в мой рост длиной!
– А если серьезно? Так просто она закутываться точно не стала бы! Сознавайся, глазастый, не тяни!
– Замолчите уже... – фыркнул Куо. – Враги сигнал перехватят, а вы тут разные тайны нашей золотой богини выбалтываете!
Кицунэ, не подозревая даже, сколько пересмешек вызвало ее появление в плаще, приблизилась к Кано и протянула ему картину с лисенком.
– Что это ты? – с подозрением, уже зная, что девчонки ничего не делают без подвоха, спросил принц, оглядывая фигурку своей подруги. – Замерзла?
Кицунэ покачала головой и вдруг, крутанувшись на месте, одним движением сбросила с себя плащ. Золото волос сверкнуло в тон золотому шитью. Кано и Макото замерли, словно завороженные.
Акизуки Миваки, дочь главного советника Юидая, позеленела бы от зависти, увидев, сколько очарования ее вечной неприятельнице добавил костюм школы Единства Культуры. Сокровище Миваки, память о несбывшихся мечтах становления обожаемой всем миром певицы, теперь принадлежало Кицунэ. Тот же самый наряд, что смотрелся на злобной девочке-скорпионе буднично и даже невзрачно, на девочке-лисичке наполнился изнутри светом и сиял, словно небесное облако в солнечный летний день.
– Тебе нравится, Кано-кун? – чувствуя восторженные взгляды, Кицунэ засмущалась и оттого стала еще милее.
Мальчишка, бессильный произнести даже слово, только кивнул.
– Нарисуешь меня такой?
Кано, не сводя взгляда с подруги, улыбнулся ей и снова кивнул.
После недолгих приготовлений Кицунэ села в кресло и леди Така поставила картину с лисенком чуть в стороне, чтобы девочка могла любоваться рисунком и сидела спокойнее. Ее расчет оправдался. Кицунэ не двигалась с места, поглядывая на первый рисунок и мысленно представляя себе композицию, на которой соберутся в волшебных образах все самые близкие ей люди.
«А наверху, на небе, рядом с мамой-солнышком, нужно нарисовать белое облако, похожее очертаниями на доброго дедушку с длинной седой бородой. Облако, мирное, спокойное и безмятежное»...
Кицунэ торопливо моргнула, пряча горькие слезы. Нельзя, чтобы кто-либо видел их. Не сейчас. Кано расстроится и потеряет вдохновение, а маленькая оборотница очень хотела, чтобы он нарисовал для всех память о Кицунэ, отобразил ее веру в лучшее и... ее любовь.
* * *
Лояльные Юидаю самураи стекались к Серой Скале со всех краев страны. Подкрепления подходили и подходили, прячась в лесах, заметая следы и замирая до получения последнего приказа. Их придется использовать, если стражи принца Кано ухитрятся все же защитить своего господина и его гостей от многочисленных врагов, наводнивших маленький замок. Но стальной кулак лишь альтернатива, на крайний случай. Ложь и яд сделают свое дело. Генерал Матсумаэ Садато был уверен в не раз проверенных средствах.