Словно в забытье, он продолжил свою прогулку и, погруженный в размышления, даже не сразу среагировал на робкий оклик женского голоса.
– Шичиро-сама, прошу меня простить, – леди Хикари, сопровождаемая Йори, сделала еще пару шагов и поклонилась, приветствуя обернувшегося генерала. – Мне не хотелось нарушать ваше уединение, но я потратила много времени, и сейчас... позволите ли вы мне попросить вас об услуге?
– С радостью помогу вам, если это будет в моих силах, Хикари-сама. О чем вы хотите попросить? – в глазах генерала блеснула жалость. Знала бы несчастная камигами-но-отоме, в какую беду попали она и ее дочь! Запертая в каменном мешке, с целой сворой серых теней, готовых из собственной трусости убить кого угодно, даже одну из последних светлых богинь умирающего мира. Шичиро всегда боготворил ее, мечтал о встрече и рвал душу сочувствием, но теперь... теперь она рядом, а он не смеет даже смотреть ей в глаза. Потому, что ему остается лишь лгать своим гостьям, убеждая в том, что все хорошо. Создавать видимость безопасности и защиты, когда танец теней становится все более угрожающим. Кицунэ и принц были обречены с самого начала, но теперь Шичиро не надеялся спасти даже леди Хикари. Или все же возможно? Он должен сделать хоть что-нибудь!
Хикари, смущенная странным выражением глаз генерала, поколебалась мгновение, а затем протянула ему свиток в запечатанном футляре.
– Это письмо от меня великому дайме Торио-сама и письмо моей дочери, Кицунэ, для Мичиэ-химе. Возможно ли отправить его с курьером в столицу? Я была бы очень благодарна вам, Шичиро-сама.
– Письмо для великого дайме Торио? – удивленно переспросил Шичиро. – Хикари-сама, неужели вы... вам, вероятно не сказали, что... – генерал осекся и растерянно глянул по сторонам.
– Шичиро-сама! – Хикари почувствовала, как болезненно дрогнуло в ее груди сердце. Голос вдруг вышел из-под контроля и понизился почти до шепота. – О чем вы?
– У меня плохие известия для вас, леди Хикари. Я... я даже не знаю, как сказать вам об этом, но... великий дайме Торио не пожелал быть заложником в руках своего старшего сына и... с честью, достойной любого из самураев, прервал свою жизнь собственной рукой…
Кицунэ, сидя в кресле перед принцем Кано, вдруг странно повела плечами.
– Не двигайся, Кицунэ-чан, – попросил ее мальчишка, осторожно водя кистью по холсту. – Это портрет, здесь нужна точность.
– Извини, – девочка снова повела плечами, борясь с нестерпимым желанием почесаться. – Спину... жжет.
– Что-то не так, юная госпожа? – тотчас обеспокоился Макото. – Боль сильна? Может быть, пригласить врача?
Ответить Кицунэ не успела. В коридоре поднялась суматоха, и в комнату вдруг вбежала запыхавшаяся Йори.
– Кицунэ-сама! – выкрикнула она. – Вы должны вернуться в вашу комнату, скорее! Вашей матери... леди Хикари плохо!
Глаза Кицунэ округлились, девочка, судорожно охнув, вскочила и метнулась к выходу.
Она ураганом промчалась по коридорам замка, слуги и самураи шарахались в стороны, спешно освобождая дорогу. Ничто на свете ее сейчас не могло бы удержать. Самурай, что не успел увернуться, застыл на месте, когда Кицунэ, прыгнув, приземлилась ему на наплечник и, оттолкнувшись ногами от стальной пластины, помчалась дальше. Меньше чем через минуту девочка уже ворвалась в комнату и, растолкав слуг, бросилась на шею лежащей в кровати женщине.
– Мама! Мамочка! – вне себя от страха, закричала Кицунэ, обнимая старую леди и крепко прижимаясь к ней. – Мамочка, очнись!
Голос ее пробился сквозь багровую пелену боли. Хикари дрогнула, подняла руки и стиснула дочку в объятиях.
– Мама, не умирай! – с истинно детским отчаянием ревела перепуганная Кицунэ. – Мамочка!!!
– Тише, тише... – едва слышно, прошептала Хикари, роняя слезы на плечо дочери. – Не бойся, маленькая моя... разве я могу оставить тебя? Счастье мое... не плачь...
Вечер захватил замок в свои объятия. На сторожевых башнях мерзли стражи, в конюшнях фыркали и перерыкивались между собой зубастые кони. Наступала еще одна мирная ночь, обманчиво-спокойная и тихая.
Принц Кано коснулся холста тонкой кистью и провел краткую линию жидко разведенной краской. Рисовать приходилось по памяти, глупо было надеяться на то, что Кицунэ в ближайшее время оставит маму и выйдет из гостевой комнаты. Кано ее прекрасно понимал и даже вздрогнул, подумав о том, что его собственная мама сейчас может быть где-нибудь недалеко и ждать вестей от сына. У него ведь тоже была мама, пусть даже его забрали сразу после рождения. Почему он раньше не подумал о ней? Какой стыд... надо расспросить генерала Шичиро, тот наверняка что-либо знает о ее судьбе.
От размышлений принца отвлек звук открывающейся двери и голос Куо:
– Кано-сама, капитан Хинэно Араши просит впустить его.
– Что ему нужно? – недовольно ответил принц. Он помнил Араши. Скользкий, наглый тип, льстивый и стелящийся по земле, словно шакал в присутствии тигра. Поскуливающий и просящий объедки, пока тигр на высоте могущества, шакал-Араши готов был вонзить зубы даже в благодетеля, если тот получит рану и потеряет силы. – Впрочем, пусть войдет. Я выслушаю его.
Араши вошел в комнату полусогнувшись, не переставая кланяться и угодливо улыбаться.
– Мой господин, прошу простить за столь поздний визит, – сказал он после того, как обронил несколько витиеватых льстивых фраз, бессильно разбившихся о глухую стену невосприимчивости. – Но, я полагаю, вас может заинтересовать то, что я скажу.
– Я слушаю. – Кано хмурился. Донос? Поклеп? Жалоба? Чего другого можно ожидать от столь замечательного слуги?
– Я обязан сообщить вам, Кано-сама, что к воротам замка подошли две усталые путницы и попросили убежища. Генерал Шичиро дал свое согласие принять их в замке, но окончательное решение, конечно же, за вами.
– С каких пор замок превратился в гостиницу для усталых путников? До селения двадцать минут неспешной ходьбы, пусть там попросят убежища и защиты у сил закона.
– Вероятно, с тех пор, как у нас остановились леди Хикари и ее дочь... – Араши осекся, увидев как вспыхнули краской гнева щеки Кано. – Я говорю о том, что ваш благородны поступок, мой господин, получил светлый отклик в людских сердцах и дал надежду отчаявшимся, таким, как эти две юные благородные леди...
Ясно, зачем он притащился. Кано, большой любитель подслушивать, хорошо помнил болтовню самураев, в которой впервые услышал голос Араши. Недавно прибывшие самураи говорили о принце, о его одержимости увидеть женщину и смеялись над этим. Араши тогда назвал Кано озабоченным. Так и есть, теперь проницательный капитан лично притащился посмотреть, как мальчишка пускает голодную слюну при словах «юная леди». Наивный шакал.
– Я полагаю, у вас хватит такта объяснить нашим нежданным гостьям различия между этим замком и отелем южного курорта? Уверен, что это в ваших силах, Араши-сан. Поручаю вам миссию сопроводить обеих благородных леди до селения лично и даже проследить за тем, чтобы они ни в чем не нуждались. Если у них проблемы, дайте им денег, и пусть уходят.
– Мой господин, это совершенно невозможно! – Араши испуганно встрепенулся. – Вы только подумайте, какой это вызовет общественный резонанс! Сейчас, когда вы стали маяком надежды для тысяч угнетенных, отказывать в помощи девушкам, молящим вас о спасении, равно самоубийству! Вы не представляете себе, о ком идет речь, Кано-сама. У наших дверей леди Аюми, младшая дочь верного вашему брату наместника Масуйо! Она всегда была тайно влюблена в вас и отреклась от отца, когда вы взяли руководство страной в свои руки. Она разругалась со своими родственниками и сбежала из дома только ради вас! Могу ли я сказать «уходи» влюбленной девушке, пошедшей ради своей любви на такие великие жертвы?
Кано несколько растерялся, услышав столь горячую речь. Влюбленность? Отречение от родственников? Жертвы? Да что за чушь? Она никогда его даже не видела. Откуда она взялась? И, хороший вопрос, где была раньше, пока Куо тщетно искал подругу для Кано?
– Хорошо, я взгляну на нее и попытаюсь что-нибудь придумать. Обыщите ее... и вторую тоже. Со всей тщательностью, чтобы они не пронесли ни оружия, ни бомб, ни ядов. У меня нет причин доверять ей. Приказ понятен? Я встречусь с леди Аюми, когда вы закончите. Кто вторая? Тоже благородная леди?