— Вот так, — буркнул он. — Кажется, так сойдет. Вы сказали, что хотите поле такого размера, да?
Упомянутый старый фермер сидел на стуле, который они вынесли. Фермер Баррен мало что делал в эти дни. Ему было почти девяносто, мужчина в его возрасте должен быть прикован к постели. Тем не менее, он по-прежнему каждый божий день выходил на свои поля, чтобы следить за урожаем.
Но вскапывание нового огорода больше не давалось ему. Ничего. Для этого был Лютер.
Старик посмотрел на его работу, наморщив лоб с недоверием.
— Для молодого человека, который должен быть графом, вы много знаете о копании земли, молодой человек.
Молодой человек. Вероятно, поэтому Лютеру так нравилось находиться рядом с фермером. Он всегда заставлял Лютера чувствовать, что он не был тридцатипятилетним неудачником для своей семьи. Ведь у него до сих пор не было ни жены, ни детей.
Если его тетя еще раз скажет, что им нужен наследник, чтобы продолжить род, Лютер вырвет на себе волосы перед ней и начнет кричать, как сумасшедший. В психушке с ним обходились бы добрее, чем тетя, угрожающая ему каждый раз, когда он ее видел.
Лютер пожал плечами.
— Я всегда ощущал себя лучше снаружи, чем внутри здания.
— Что ж, вы определенно сейчас снаружи, и вам здесь удобнее, чем в последний раз, когда я вас видел, — фермер Баррен усмехнулся. — Я думал, вас стошнит на последнем городском собрании. Вы были зеленым, как листья в моем саду.
— Это потому, что мне не нравится, когда меня допрашивают о телах, обнаруженных в реках много лет назад, — особенно, телах, разорванных длинными острыми когтями.
Перекресток Мертвеца жил в страхе на протяжении последних двух поколений. Никто не мог этого отрицать. Не так давно в их истории было время, когда посреди ночи появлялись люди с оторванными конечностями, вспоротыми животами и съеденными органами. Все из-за его деда, старого мерзавца.
Если бы они были в Лондоне, кто-нибудь мог бы послать Стражу посмотреть, что случилось. Но это был не Лондон, а маленький городок, за который он отвечал.
— Ах, верно, — кивнул старик. — Вот о чем они говорили. Насколько вы близки в выяснении того, что или кто это существо-убийца?
Ближе, чем кто-либо хотел знать, но он не стал бы обременять старика разговорами о гниющих трупах и монстрах в ночи.
— Оставьте эти проблемы мне. Как насчет того, чтобы мы устроили вас где-нибудь поудобнее?
— Я вполне счастлив на солнце, — он указал на стог сена рядом с собой. — Посыплешь этим поверх земли, хорошо? Иначе она слишком быстро высохнет и станет непригодна.
Лютер поспешил подчиниться. Он не возражал против выполнения всей этой работы для Баррена, и никто не стал бы спорить с ним. Большинство горожан было на площади на рынке в понедельник. А Лютеру нравилось, когда рядом было мало людей.
У них были странные отношения, у него и этого фермера. Старик был единственным, кто уделял Лютеру время. Хоть кто-то в этом проклятом городе был к нему добр. Он брал то, что мог получить.
Поэтому он потратил весь день, чтобы рассыпать сено поверх земли. Это было не сложной работой, на самом деле. И ему пришлось использовать тело так, как он редко делал, когда вернулся домой, в поместье своего отца. Призрак старого графа все еще витал в коридорах, и иногда Лютер клялся, что дух его отца впивался в него каждый раз, когда он делал что-то, что не нравилось его отцу.
Закончив, он схватил край рубашки, которую засунул за пояс, и вытер лицо. Пот стекал по его волосам, и он тяжело дышал.
Отклонив голову к солнцу, Лютер вздохнул.
— Спасибо, что позволили мне выйти. Я не знал, понадобится ли вам помощь, пока ваши внуки тут.
— Все мальчики хотят в город, — проворчал Баррен. — Никто из них не хочет оставаться и работать на земле. В наши дни это ниже их достоинства.
Лютер мог сообщить мальчикам, как глупы их мечты о городе. Лондон был полон головорезов и грустных историй. Никто в этом городе не был так добр, как их дедушка. Но когда он посмотрел на старика, чтобы сказать ему это, то заметил движение в окне старого фермерского дома за Барреном.
На него смотрело бледное лицо, окруженное красивыми темными волосами. Это была прелестная молодая женщина с кудрями и мягкими щеками, еще круглыми от молодости. Она была почти слишком хорошенькой, и он вздрогнул, когда она улыбнулась, а затем покраснела от его внимания.
О, нет. Он не мог. И она не должна даже думать об этом.
Девушка была чуть старше ребенка, серьезно. Может, она была достаточно взрослой, чтобы выйти замуж. Возможно, она могла бы стать хорошей женой. Но если он и знал что-нибудь о женщинах, особенно о женщинах, выросших в городках, так это то, что они любили суеверия и магию. Она бы слишком легко поняла его недостатки, и тогда что с ним будет?