Я делаю глубокий, измождённый вдох через ноздри и смотрю на него прищуренным взглядом. Что, чёрт возьми, происходит?
— Если вы всё это уже выяснили, то объясните мне, почему я должен сейчас участвовать в этом спектакле? — бросаю я вызов, щёлкая челюстью.
— Потому что я хочу поработать над исцелением нанесённого ущерба, хочу помочь вам двигаться вперёд. У меня нет цели просто ворошить ваше прошлое.
— Тогда зачем! — я вскакиваю на ноги и начинаю лихорадочно расхаживать по комнате. Мой без того слабый контроль над эмоциями исчерпан, и я чувствую панику и гнев каждой клеточкой своих мышц. — Зачем вы его, чёрт возьми, ворошите?! Поведайте мне, что я должен сказать, чтобы исправить то, что вы считаете, разрушает меня — потому что, верите или нет, я пришёл сюда не за милой беседой.
Его глаза полны сострадания, от которого меня тошнит.
— Я не могу сделать это за вас, Драко. Но вы можете. И да, нам придётся начать с прошлого; это корень ваших убеждений, это то, что привело вас сюда. Мы должны разобраться, когда всё пошло не так, и понять, как мы можем это исправить.
— Я думаю, что всё это дерьмо собачье, — шиплю я и, подходя к окну, прислоняюсь к нише, которая внезапно напоминает мне чердак Норы. По телу разливается спокойствие.
— Давайте начнём с чего-нибудь простого. Например, поговорим о вашей работе.
Я ворчу себе под нос, собираясь выплюнуть ещё немного яда на неопрятного доктора. Но вместо этого вздыхаю и начинаю свой рассказ.
***
Я не иду во «Флориш и Блоттс».
Сессия терапии разбудила во мне то, что я вообще не собирался никогда будить — даже просто трогать. Я не хочу, чтобы Грейнджер видела меня в таком состоянии, поэтому направляюсь в «Дырявый котёл». Падаю на шаткий барный стул и заказываю огневиски. Да, это намного крепче того, что я могу себе позволить, но я взбешён, и мне отчаянно надо выпустить пар.
Примерно после моего третьего стакана появляется Блейз. Он платит за бутылку, и бармен ставит её на стойку между нами — я не так далеко зашёл, чтобы игнорировать ощущение в желудке, которое яростно кричит, что ещё один стакан будет лишним.
Но я всё равно продолжаю пить.
В затуманенном алкоголем сознании я выдаю Блейзу тираду о докторе Бреннере и наркотиках; рассказываю о суде и о том, как меня тошнило, когда Уизли и все остальные говорили в мою защиту такие замечательные вещи. Они ни хрена обо мне не знают. Они не знают, как я их ненавидел, как желал им смерти. Не знают об этой кромешной пустоте во мне, которую невозможно заполнить ни выпивкой, ни наркотиками, ни, тем более, терапией.
Он почти ничего не говорит, только кивает в нужных местах и подливает огневиски.
Ссутулившись над своим стаканом, я смотрю в янтарную жидкость; его ладонь тяжело опускается на моё плечо.
— Твоя подружка здесь, — говорит он со знакомой ухмылкой, и я неуклюже оглядываюсь через плечо, хмуря брови.
Грейнджер.
Это Грейнджер, а я пьян в стельку, и меня вот-вот стошнит на пол.
— Драко? — её голос дрожит от волнения, а маленькая рука ложится на мою спину. — Мерлин, Драко, давай отведём тебя домой.
— Думаю, мы никогда ещё как следует не представлялись, — мурлычет ей Блейз, и мне хочется сказать ему, чтобы он отвалил, но я слишком пьян, чтобы сделать это сейчас. — Блейз Забини, — гордо произносит он.
— О, эм… да. Я тебя помню. Гермиона Грейнджер, — осторожно отвечает она, её беспокойство и внимание всё ещё сосредоточены на мне. У меня двоится в глазах, и я чуть не падаю со стула. — О, Малфой…
Я помню этот тон её голоса, он заставляет меня вздрогнуть. Именно таким тоном она говорила со мной, пока я был под кайфом. Она снова разочарована — и это её разочарование пронзает меня изнутри. Я чувствую, как в уголках глаз проступают грёбаные непрошеные слёзы.
— Домой, — бормочу я, и Грейнджер подхватывает меня за плечо, помогая подняться. Я почти сваливаюсь со стула, но рука Забини придерживает меня. Сквозь затуманенное сознание я ощущаю, как пальцы Грейнджер сжимают мою талию, и прижимаюсь лбом к её кудрям, вдыхая запах.
— Мне придётся аппарировать, Малфой, — вздыхает Грейнджер, когда мы выходим на улицу.
— Нет-нет-нет, — невнятно протестую я, качая головой. — Меня стошнит. — вздрагиваю от этой мысли и поднимаю лицо навстречу прохладному ночному воздуху.
— Тебя стошнит в любом случае, — ворчит Грейнджер. — Я не хочу тащить твою пьяную задницу через весь Косой переулок, извини. Спасибо за помощь, Забини.
И мы исчезаем в круговороте её магии, где наши тела сплетаются воедино.
Через несколько мгновений мы уже стоим в прихожей её квартиры, и она, не теряя ни секунды, призывает ведро. Очень своевременно, потому что я тут же падаю на колени, и меня выворачивает.
***
Я просыпаюсь на диване, и солнечный свет, заливающий комнату, раздражает мои и без того страдающие глаза. Натягиваю на голову подушку и сворачиваюсь калачиком.
Я смутно помню события предыдущей ночи. Чёртов огневиски. С грубым стоном царапаю лицо ногтями, пока мой живот издаёт непонятные звуки. Стыд переполняет меня, когда мозг подкидывает всплывающие моменты прошлой ночи.
Кто-то сдёргивает подушку с моего лица. Проклиная это утро, пинаю того, кто нашёл для себя занятным потревожить меня сегодня. Кто бы это ни был.
— Доброе утро, Малфой, — звонко говорит Грейнджер, возвышаясь надо мной. Это не столько приветствие, сколько обвинение.
— Грейнджер, — сглатываю и смотрю на неё прищуренными глазами. — Мило, что ты зашла, — приподнимаюсь на локтях и вижу рядом с собой ведро. Выглядит отвратительно, но в то же время, скорее всего, оно мне скоро понадобится.
Стоп.
Я не в своей квартире. Это даже отдалённо не напоминает мой интерьер: куча стопок книг и аккуратная светлая мебель. В потёртом фиолетовом кресле свернулся калачиком уродливый рыжий кот, а на стенах висят фотографии любимых и родных.
Конечно, моей фотографии тут нет. Это ожидаемо. Я стараюсь не обращать внимания на ревнивый спазм в животе, списывая это на последствия алкоголя. Разумеется, это совсем не желание быть в списке близких и любимых людей, чьи фото украшают её жилище.
— Помнишь, как я просила тебя показать заклинание, отпирающее дверь в твою квартиру? И помнишь, как ты заявил, что гриффиндорцам нельзя доверять такую секретную информацию?
Я провожу грубой рукой по лицу и сглатываю желчь, неожиданно подскакивающую к горлу.
— Помню, — мрачно усмехаюсь, вспоминая, как она злилась.
— А помнишь, как я говорила, что в случае чрезвычайной ситуации кто-то должен иметь доступ в твою квартиру. И ты сказал, что в таком случае я должна буду вызвать авроров?
Грейнджер топает ногой; невысказанные проклятия, которые она произносит в уме, почти слышны, и это заставляет меня улыбнуться несмотря на то, что я практически умираю.
— И это я тоже помню, — ухмыляюсь, прищурив один глаз. Дешёвая попытка заставить комнату перестать вращаться.
— Ты не должен был так напиваться, Драко, — она садится на кофейный столик, зажав руки между колен, и глядит на меня. Я смотрю в ответ и киваю.
— Я знаю, Грейнджер, — соглашаюсь без язвительных возражений.
— А что, если… — замирает. — У тебя мог случиться рецидив.
Я усмехаюсь и закатываю глаза.
Я чист девяносто пять дней, поэтому нет. Я почти не думаю об этом, только если не становится совсем дерьмово, и даже тогда, я чувствую себя лучше, чем это было раньше.