Брови Молли сходятся на переносице, она смотрит на меня с подозрением, скрестив руки на груди.
— Что ты натворил?
— Ну, в последнее время ничего. Но у моего тупого психотерапевта есть дурацкая идея, — я лезу в карман и протягиваю ей список. Она будет единственным человеком помимо меня, который когда-либо видел написанные в нём имена. Пальцы дрожат, когда я передаю листок ей.
Пробегая глазами по бумаге, она поднимает на меня прищуренный взгляд.
— Что это за список? Список жертв?
— Дурацкий проект, в котором мой психотерапевт хочет, чтобы я принял участие. Я должен загладить свою вину перед людьми, которых обидел, — сглатываю, чувствуя, как жила на моей шее оживает под пристальным взглядом Молли.
Она продолжала изучать пергамент в своих руках.
— Почему я в этом списке? Тебе не за что извиня…
Я перебиваю её, резко начиная говорить. Лишь бы не струсить и не позволить словам умереть вместе со мной.
— Есть за что. Вы впустили меня в свой дом. Честно говоря, дом — самая малая часть того, что вы дали мне после войны. У меня не было ничего. Никого. И мне жаль, что я отплатил вам за вашу доброту только проблемами. Вы не заслуживали того, чтобы постоянно убирать мою рвоту и сидеть со мной в больнице каждый день во время моей детоксикации; но больше никто не приходил. Никто, кроме вас. Вы дали мне дом, подарили мне семью. Мне очень жаль, что я не… что я…
Слова обжигают горло, и всё, что я хочу сделать, это сбежать от её напряжённого взгляда. Не то чтобы она не была свидетелем всех моих падений, но доставать и рассказывать это снова — слишком тяжело.
Прежде чем я успеваю встретиться с ней взглядом, пухлые руки заключают меня в объятия. Она обхватывает меня и кладёт голову на грудь. Я позволяю прерывистому дыханию вырваться наружу и освобождаю свои руки только для того, чтобы захватить её в ответные объятия. Мой подбородок ложится на её макушку. Внезапно становится легче.
Она отталкивает меня и отчаянно вытирает щёки — снова к делу — и я не могу удержаться от ухмылки, когда она возвращается к тому, что делала до момента, как я ворвался в комнату со своими неуклюжими извинениями.
Какая-то мысль, кажется, врезается в неё. Она замирает, положив ладони на кухонные тумбы, и поднимает на меня ещё один покрасневший взгляд.
— После того как я скажу кое-что, мы похороним это. Всё это. Теперь это прошлое и не более, хорошо?
Я киваю и борюсь с эмоциями, которые угрожают затянуть меня под воду.
— Я знаю, ты считаешь, что только ты ударил в грязь лицом. Думаешь, ты единственный, кто должен быть наказан за ужасный выбор? Нет. На моих руках гораздо больше крови, чем на твоих. Я убивала людей, с которыми училась в школе, людей, которых знала сорок лет, включая твою тётю. Я потеряла слишком много, и никогда не получу это обратно. А если это и есть цена? — Молли качает головой, из уголка глаза скатывается одинокая слеза. — Скажем так, однажды после одной — двух бутылок вина я размышляла, стоило ли это всё того. Стоила ли того жизнь моего Фреда? В глубине души я знаю, что стоила. Свобода стоит всего. Но после этого мы оказываемся на самом дне и ищем утешение там, где можем. В вине и слезах, в наркотиках. Я рада, что ты чист. Рада, что становишься тем человеком, каким Альбус всегда видел тебя. Но не изолируйся от остальных. Я официально заявляю тебе, что мы облажались не меньше твоего.
Проведя тыльной стороной ладони по своим мокрым от слёз щекам, я киваю.
— Ты хороший мальчик, Драко Малфой. Мальчик. О, Мерлин, нужно ли мне рассказывать тебе об ошибках, которые я совершала в восемнадцать лет? — она тихо смеётся. — Их цена была ниже — это не было вопросом жизни и смерти. И я не могу сказать, как бы я поступила на твоём месте. Честно говоря, я не знаю. Так что перестань наказывать себя за то, что ты сделал. Оставшиеся из нас простили тебя. Пора тебе простить себя.
Её ярко-синие глаза впиваются в меня взглядом. И я ощущаю, как обрывается верёвка. Выдыхая воздух, я чувствую, как судорога в шее исчезает.
А в моей разрушенной душе затягивается ещё одна трещина.
***
К счастью, мой список сокращается. Осталось вычеркнуть всего несколько имён. К сожалению, они самые сложные.
Девушка с писклявым голосом за стойкой протягивает мне мой напиток: холодное варево с каким-то кремом. Я киваю в знак благодарности и направляюсь к своему столику у окна. Это стало моим любимым местом в кофейне; там я могу хмуро смотреть на счастливых маглов и не бояться быть замеченным.
Я открываю свой блокнот и склоняюсь над ним, изучая каракули, которые понаписал, пытаясь собрать воедино цепочку мыслей. Вздрагиваю, делая первый глоток слишком крепкого напитка. Кофеин ударяет в кровь. Сердце будто понеслось в какой-то бешеной гонке.
Я начинаю выводить буквы на пергаменте.
Тишина душит, тишина ломает,
Темнота давит и унижает,
Душа просит, душа молит,
Сердце прощает и оттуда уводит.
Звуки будят, звуки оживляют,
Свет греет и ослепляет,
Душа в норме, душе спокойно,
Сердце молчит, ему больше не больно.
— Драко?
Захлопываю блокнот и бьюсь об него локтём. Я узнаю этот голос где угодно. Наверное, я выгляжу довольно подозрительно, быстро спихивая свои вещи на стул и хватая кружку со стола.
— Гр-Грейнджер, — заикаюсь я, заливаясь румянцем, и положив кисть на дрожащую жилу, криво улыбаюсь ей. Что она здесь забыла?
— Странно увидеть тебя здесь. Я просто собиралась выпить кофе и пойти в книжный магазин, — она перебирает бисер на сумке и прикусывает губу. — Не ожидала встретить тебя.
Я не могу сдержать ухмылку, растягивающую мои щёки. Она лжёт. Это очевидно. Интересный поворот, такое поведение более свойственно слизеринцам.
— Герминни! — кричит Эд. Закатив со стоном глаза, она плетётся к стойке, чтобы забрать кофе для Герминни.
Как порядочный воспитанный молодой человек, я встаю и отодвигаю стул напротив себя, и она почти падает в него.
— Значит, снова идёшь в книжный? — спрашиваю я с кривой усмешкой. Мои глаза пристально изучают её. Каждый раз я нахожу в ней что-то, о чём не хочу забывать.
— А? — её лицо окрашивает лёгкое замешательство. И когда ложь возвращается в её сознание, она продолжает, — О! Да. Да, книжный. Я искала книгу.
Посмеиваюсь в свою кофейную чашку и недоверчиво выгибаю бровь.
— Ты ужасная лгунья, Грейнджер. Если ты скучала по мне, то это всё, что тебе нужно было сказать.
— Кто сказал, что я скучала по тебе? — от меня не ускользает её тихое фырканье — она сдерживает собственную ухмылку. — Ты всегда был таким придурком — ты ведь это знаешь, правда?
Облизываю губы языком и дарю ей свою самую очаровательную улыбку.
— Может быть, я тоже скучал по тебе, — подмигнув, снова подношу горький кофе к губам.
Её взгляд приковывается к моей чашке. Я испуганно убираю её от лица в страхе, что там плавает какое-нибудь насекомое. Тогда это как раз причина отвратительного вкуса напитка.
Улыбаясь, она наклоняется вперёд, чтобы выхватить кружку из моей руки.
— Кто такая Дейзи?
—Дейзи? — имя знакомое, я слышал его недавно. Страх и дискомфорт обрушиваются на меня, когда глаза находят за стойкой бара девушку с пылающими красными щеками и широко раскрытыми, наполненными страхом глазами.
Я подавляю стон и возвращаю взгляд к своей собеседнице.
— Она оставила тебе свой номер, — Грейнджер разворачивает чашку другой стороной, указывая на цифры под «Дейзи ХХ».
— О. Я… эм, — конечно, я знаю слова длиннее одного слога, но сейчас это не работает. Поэтому я просто морщусь и отвожу взгляд к потолку.
Грейнджер сверлит ревнивым взглядом девушку с каштановыми волосами за прилавком, а затем возвращает его ко мне. В глазах пляшут весёлые огоньки.
— Ты должен позвонить ей, — пододвигает ко мне чашку. — Она симпатичная.