— Молли!
Камин искажает Нору, и я вижу расплывчатую фигуру хозяйки дома, которая, пыхтя, входит в комнату с озабоченным видом.
— Драко Малфой, что ты делаешь в моём камине? Знаешь ли ты, что…
Я обрываю её:
— Молли! Это чрезвычайная ситуация. Камин открыт. Скорее!
Пряча в ладонях лицо, я сквозь пальцы в ужасе смотрю на свою кухню. Через несколько секунд Молли, спотыкаясь, входит в комнату, стряхивая с фартука сажу и порох. Её глаза расширяются от ужаса.
— Мерлинова борода, что ты здесь устроил?
— Я пытался приготовить жаркое, — мямлю я, и теперь мы вместе смотрим на дым, поднимающийся от чугунной сковороды, и на кипящую воду, которая с сердитым шипением переливается через край кастрюли.
— Как скоро она будет здесь? — Молли сосредоточенно изучает хаос, воцарившийся на моей кухне.
Морщусь, бросая взгляд на часы на стене:
— Эм, через сорок пять минут.
Она распускает волосы и крепче завязывает их на макушке.
— Бери свою палочку, она тебе понадобится.
Решительно пройдя на кухню, Молли ахает, увидев обугленное мясо на сковороде.
— Ради всего святого, что тебе сделал этот бедный кусок мяса? За что ты так с ним? — она прижимает руку к груди. Реакция такая, будто я надругался над её ребёнком, а не над куском говядины.
— Эта дурацкая, проклятая книга! Там написано, что нужно подпалить корочку перед убавлением огня. Но всё сгорело!
— Да, — она осматривает мою плиту. — Да, сгорело. Поздравляю с убийством прекрасного куска мяса. Будем надеяться, что у тебя есть что-то ещё в холодильнике, — она щёлкает своей короткой палочкой по моей плите и мгновенно убирает весь беспорядок.
Мясо — которое стоило больше двадцати фунтов — бесцеремонно падает в мусорное ведро.
— По крайней мере, морковь ещё не испорчена… — шипит Молли.
Смешно. Я успел только порезать её и даже не пытался приготовить.
— Картошку, наверное, ещё можно спасти. У тебя же есть цыплёнок? — спрашивает она с широко раскрытыми, полными надежды глазами.
Я вскидываю нервно руки, указывая на мою кухню, окутанную дымом. Её едва заметная насмешка не ускользает от меня.
— У кого вообще на всякий случай в холодильнике припасён цыплёнок?
— У людей, которые, чёрт возьми, умеют готовить! — кричит она, размахивая руками в воздухе, топает обратно к камину и исчезает во вспышке зелёного пламени, сопровождая криком, — Нора!
Чёрт.
Она ушла. Оставила меня с кастрюлей наполовину сваренной картошки и стопкой сырой моркови.
Но сразу после исчезновения, она появляется снова, держа в руках замаринованного в специях цыплёнка. Она бормочет себе под нос что-то вроде «кто-оставляет-сорок-пять-минут-на-жаркое».
Не обращая на меня внимания, Молли проходит в мою маленькую кухню, кладёт цыплёнка в духовку и ставит таймер.
— Продолжай резать морковь; ей потребуется не меньше сорока минут. Я не знаю, что тебе там наговорила эта ужасная книга, но ты облажался.
Я открываю рот в порыве что-то ответить, но она — вся такая деловая — направляет кончик своей волшебной палочки мне в лицо, и я знаю, что лучше не доставать Молли Уизли на кухне — даже если эта кухня моя.
***
Тридцать пять минут спустя я выскакиваю из спальни, поправляя джемпер и угольно—чёрные брюки.
Молли, улыбаясь и напевая тихую мелодию, вытаскивает цыплёнка из духовки. Её взгляд становится серьезнее, когда она замечает меня.
— Послушай меня прямо сейчас, Драко Малфой. Ты не должен резать эту потрясающую птицу по меньшей мере в течение пятнадцати минут. Ты меня понял?
Я заканчиваю застёгивать пуговицы на небесно-голубой рубашке, которую, я знаю, любит Грейнджер. Кончики моих губ слегка приподнимаются.
— Не резать курицу в течение пяти минут, — говорю я. Её челюсть дёргается, и я не могу удержаться от улыбки. — Ладно, ладно. В течение пятнадцати.
Взгляд Молли слегка расслабляется, и она на мгновение втягивает воздух, приближаясь ко мне.
— Ты стал ещё красивее, когда поправился, — констатирует она, поправляя мой воротник. Я, улыбаясь, смотрю на неё сверху вниз. — Сегодня у тебя всё будет хорошо. Ты стал другим. Прежний ты канул в Лету. Хорошо?
— Да, хорошо.
— К тому же этот цыплёнок должен быть волшебным. Теперь ты должен мне ужин — я отдала тебе свою курицу.
Моя ухмылка становится шире, из груди вырывается тихий смех.
— Спасибо, Молли.
Она цокает языком и направляется к камину.
— Отблагодари меня парой внуков, ладно? — исчезает в пламени, подмигнув мне.
***
Раздаётся стук в дверь. Моё сердце сжимается до размера бейсбольного мяча. В последний раз сдувая несуществующие пылинки со своей одежды, я открываю дверь.
Вот и она.
Было ли вообще время, когда я не считал её потрясающе красивой? Как я мог думать о чём-то другом?
Гермиона — осень в октябре и весна в мае. Она смотрит на меня сквозь густые чёрные ресницы. Не могу поверить, что она здесь. Разве она не помнит, как несколько месяцев назад я лежал в собственной блевотине и моче?
Она тихо кашляет, привлекая моё внимание. Ах, да! Едва ли не вскрикивая, я отступаю в сторону, чтобы дать ей войти.
— Пахнет восхитительно, — замечает она, сбрасывая с плеч лёгкий плащ. В горле пересыхает.
Да ничего особенного. Просто маленькое платье. Платье, которое едва прикрывает её колени и обнажает сливочную кожу шеи. Мой член дёргается, когда разум подкидывает яркие моменты всех моих снов.
Я сглатываю липкое ощущение на языке.
— Ты прекрасно выглядишь.
— О, — она приглаживает пышную юбку своего маленького голубого платья такого же оттенка, как и моя рубашка. — Спасибо. Ты и сам постарался.
Мои губы растягиваются в ухмылке, но я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие. Невозможный подвиг.
— Вина?
Все её тело напрягается. Глаза блестят, бегло осматривая меня. Всегда ищет трещину в фундаменте.
— Я купил тебе бутылку на случай, если ты захочешь выпить. Если нет, можешь взять её с собой — или я отдам её Джорджу. Он с ума сойдёт от такого хорошего вина, — стараюсь держаться легко, даже несмотря на то, что неуверенность, бушующая во мне, грозит поглотить меня полностью.
— Хорошо… — она борется сама с собой, гадая, может ли она просто насладиться бокалом или это отправит меня за грань.
— Я в порядке.
Её шоколадные глаза поднимаются. У неё такая же тревожная маленькая жилка на шее, как и у меня.
— Правда, обещаю, — я пытаюсь показать… чёрт, я пытаюсь показать ей изменившегося себя. Я могу это сделать.
Она сглатывает. Нервничает.
Я наливаю ей бокал и ставлю бутылку обратно в холодильник. Чувствую небольшую зависть, когда она отпивает, и её глаза закрываются от удовольствия.
Я пытаюсь почувствовать запах роз. Пытаюсь вспомнить тот дурацкий луг с цветущим кустом.
Когда вы здесь, вы сильны.
Я проглатываю подступающие к горлу позывы и смотрю на часы; прошло тринадцать минут, а мне хочется уже порезать эту чёртову курицу. Но я уверен, что, если я хоть пальцем её трону, Молли Уизли сразу выйдет из моего камина, чтобы содрать кожу с меня.
— Как прошёл твой день? — спрашиваю якобы непринуждённым тоном. Эти слова и действия — будто мимолётное знакомство, хотя мы знаем друг друга очень близко — утомительны. Чего я действительно хочу, так это упасть на колени и сказать ей, как чертовски я ошибался всё это время. Но момент ещё не пришёл. Пока нет.
— Хорошо! А твой?
— Хорошо, — отвечаю я ровным голосом, сжимая губы. — Я уволился с работы.
— Ты что?! — Гермиона вскрикивает, её ладони ударяются о стол с громким звуком, от которого я подпрыгиваю. Она быстро осознаёт свою ошибку и берёт себя в руки. — Ты уволился? — теперь вежливо спрашивает она, отчего уголки моих губ дёргаются.
— Я не рассчитывал оставаться на долгий срок, — говорю я. — Мне просто нужно было встать на ноги.