— Круто. Она твоя. Сюда, — он быстро уходит, я стараюсь не отставать. — Начнём потихоньку, я месяца на четыре отстал в ведении бухгалтерии. Итак, мне нужно, чтобы ты начал разгребать документы и вести учёт. За плату…
— Мне не нужны деньги, — быстро отвечаю я. Мне кажется лишним брать любую сумму, которую может предложить Джордж, особенно учитывая, что на моём счету средств больше, чем я могу потратить за жизнь.
— Я не могу не платить тебе, приятель. Моё огромное эго уничтожит меня. Как насчёт… я отдам тебе квартиру наверху. Она крохотная и дерьмовая, но она твоя. И добавлю мизерные семьдесят пять галеонов в неделю.
— Мне действительно не…
— Я настаиваю, Малфой, — говорит он достаточно твёрдо, на что я лишь закатываю глаза, решая больше не настаивать.
— Твой офис здесь, — он указывает на небольшую лестницу в глубине магазина, под которой находится чулан, который всё это время каким–то образом маскировался под офис. Дверь со скрипом открывается, и я вижу стол и стул, вся остальная мебель скрыта под пылью. — Ты можешь начать завтра. Я принесу канцтовары и первую партию бухгалтерских журналов. Вопросы?
Отрицательно покачав головой, я отмахиваюсь от него, хотя у меня около сотни вопросов, потому что я, честно говоря, довольно хреново разбираюсь в бухгалтерском учёте.
— Отлично. Пойдём, я покажу тебе квартиру.
Он уходит, а я всё ещё стою там, изучая свой чулан-офис. Меня охватывают непонятные эмоции, очень похожие на гордость. И я замираю, чтобы дать этому чувству впитаться в мои кости ещё на минуту.
***
Квартира — это грёбаная шутка. Честно говоря, это даже квартирой нельзя назвать. Это просто ещё один чулан, чуть больше офиса — тут есть ванная и маленькая прихожая. Спальни нет.
Была одна женщина — не помню её имя — к которой мать обращалась для оформления интерьера поместья. И, прежде чем мой разум начинает тянуть за эту нить воспоминаний, я выстраиваю стены.
Мама. Отец. Наркотики. Война.
Мне не стоит об этом думать.
Мне не хочется находиться здесь, и я аппарирую обратно на свой чердак. Как только вокруг меня появляются очертания комнаты, моё сердце замирает, потому что я вижу Рона, сидящего спиной ко мне на кровати.
— Вот ты где, — он встаёт и поворачивается ко мне. На лице отчётливо считывается обвинение.
— Уизли, — я пытаюсь совладать с пассивной агрессией, но мой голос дрожит. Нервы ещё не восстановились после похода в Косой переулок, и я совершенно не готов выслушивать любую чушь, извергающуюся изо рта этого идиота. — Чем могу быть полезен?
— Ты можешь убраться из моего чёртового дома, — его челюсть яростно щёлкает.
— Конечно, рыжий. Только потому, что ты так мило просишь, — я закатываю глаза.
— Мне не нравится, что трёшься рядом с моей семьёй. Даже если ты смог обмануть каждого в этом доме, я слишком хорошо тебя знаю. Я хочу, чтобы ты ушёл…
Подняв руку, я резко обрываю его:
— Я ухожу, ладно? Отвали.
— О, ты только что решил уйти? И куда же ты пойдёшь? — его глаза подозрительно сужаются.
Улыбка, расплывающаяся по моему лицу, слишком сладка, чтобы держать при себе, и я поворачиваюсь, чтобы он мог её видеть.
— Ну, кажется, Джорджу нужна была небольшая помощь в магазине. Я буду работать с ним, и он великодушно предложил мне квартиру.
Есть что-то странно удовлетворяющее в том, как его веснушчатое лицо окрашивается в красный. О да, он разгневан. Неважно, сколько мне будет лет, я всегда буду получать искреннее удовольствие от того, что разозлил конкретно этого Уизли.
— Это… ну, — он по-идиотски заикается; пытается сосредоточиться, но глаза бегают по комнате. — Этого не будет, — говорит он медленно, почти про себя. — Я хочу, чтобы ты исчез нахрен из моей жизни, Малфой.
— Я хочу этого не меньше, — моя голова сочувственно наклоняется. — Однако, кажется, боги посчитали нужным пока сталкивать наши пути. Так почему бы нам не сделать друг другу одолжение и держаться подальше?
Моя шея дёргается, и ноготь указательного пальца безжалостно впивается в кутикулу большого — странное утешение от растущего беспокойства.
Его подбородок втягивается в грудь, а зубы сжимаются в оскале, пока он смотрит на меня потемневшими от злости глазами.
— Я хочу, чтобы ты убрался из моей грёбаной жизни. Тебе нет здесь места, ты, хренов Пожирате…
— Рональд Уизли! — кричит Молли у двери. На её лице такие ярость и потрясение, что даже я делаю шаг назад.
— Мама… — Уизли бледнеет.
— Как ты смеешь так разговаривать с гостем в моём доме. Что, чёрт возьми, на тебя нашло?
— Разве ты не видишь, что он играет с тобой? — глаза Уизли блестят, в голосе слышится недоверие. — Он явно здесь за чем-то, — Рон резко поворачивает голову в мою сторону и кидает злобный взгляд.
— За чем, по-твоему, позволь узнать? Охотится за нашими деньгами? Или за нашим чудесным имуществом? Я не знаю, что на тебя нашло с тех пор, как закончилась эта проклятая война, но тебе следует помнить, кто ты такой, когда входишь в этот дом. Ты можешь быть Рональдом Уизли, героем войны, где угодно. Но здесь, под моей крышей, ты всё ещё мой сын. Мой сын, в котором воспитывали уважение к каждому человеку, будь то министр магии или нищий на улице.
— Только не к нему, — его трясущийся бледный палец указывает на меня, и мне ничего не хочется сильнее, чем надрать его жалкую задницу. Но это не выход. По крайней мере, сейчас.
— Молли, всё в порядке. Я здесь, чтобы сказать вам, что Джордж предложил мне работу и квартиру, так что я всё равно ухожу.
— О Мерлин, я так рада за тебя, дорогой! — она ослепительно улыбается мне, искренняя доброта её глаз обезоруживает меня. — Однако, — на её лице снова гнев, — это не оправдывает твоего поведения, Рональд. Извинись перед Драко сейчас же.
Рон неловко фыркает и закатывает глаза.
— Ни за что. Что вообще за херня между вами происходит?
Пронзительный визг вырывается из лёгких Молли, и я снова вздрагиваю.
— ВОН! — она указывает на дверь. — Вернёшься, когда достанешь манеры из того места, куда их засунул.
Уизли в последний раз рычит на меня и проходит мимо своей матери. Я слышу, как он продолжает ворчать, спускаясь по длинной лестнице.
Наступает долгая многозначительная тишина. Ненавижу эти моменты, где кто-то, вероятно, должен извиниться или обнять, или сделать другую пуффендуйскую чушь, которая считалась бы предосудительной в Слизерине.
Молли просто смотрит на меня печальными, широко раскрытыми глазами, и я могу с уверенностью сказать, что она чувствует себя виноватой, хотя у неё нет причин для этого.
— Рон не должен был говорить такие вещи, — наконец произносит она.
— Я слишком давно перестал заботиться о том, что говорит Рон Уизли. Уверен, что и он тоже. Вам не нужно было заступаться за меня, он ведь ваш сын.
— Он не прав, — пожала она плечами. Вот так просто.
Моя мать всегда придерживалась моей стороны, даже если я творил полную дичь. Особенно когда творил полную дичь. Нет, у неё не было такой слепой любви и преданности по отношению к моему отцу и ко мне… она просто…
Нет. Не сейчас.
Я снова выстраиваю стены вокруг воспоминаний о ней. Это всё, что я могу сделать.
— Э-э, — нехарактерно заикаюсь я.— Спасибо вам за всё, — не могу смотреть на неё. — Извините, если я всё испортил своим присутствием.
— Ты не сделал ничего плохого. Этот дом был местом исцеления для меня. Не только для меня. Я рада, что он помог и тебе, — в её голосе звучит гордость и храбрость.
Если когда-либо в этом мире существовал или существует идеальный представитель Гриффиндора, то это определённо она: львица, которая открыла своё логово змее. Которая не переживала за своих детёнышей, потому что знала, что, в конце концов, она сильнее и сможет их защитить.
========== 4. Крушение поезда ==========