Но у меня появилась мечта, которая затмила желание скрестить клинки с Воло. Я захотел, чтобы Лина одолела его на последних экзаменах и через победу освободилась от оков фамилии и стиля фехтования. Я служил ей пажом целый год, но ни разу не видел на её лице искренней улыбки.
Я наблюдал, как с противоположной стороны Воло осматривает свой клинок, и мысленно спорил сам с собой, как вдруг…
— Кирито, — послышался за спиной голос Лины.
Чуть не подскочив на месте, я развернулся к ней.
— Кирито, я верю в твою силу, — как всегда непоколебимо прошептала курсант-кандидат, глядя на меня тёмно-синими глазами. — И именно поэтому хочу тебе кое-что сказать. У Ливантинов, наставников имперского рыцарского ордена, есть тайное семейное поверье: «Окропляй меч свой кровью сильных. Только так ты получишь их силу».
— Кровью?.. — прошептал я в ответ.
— Именно, — Лина кивнула. — Я уверена, Воло сражался до первой крови на настоящих мечах ещё когда учился дома, до академии. Именно благодаря этому опыту родилась устрашающая твёрдость его клинка. Он надеется насытиться и твоей силой, впитав её через кровь.
Я не сразу понял, о чём она говорила, но стоило мысленно переложить её слова на привычную логику, как всё встало на свои места.
Всё опять сводится к силе воображения. Подобно тому как образ «побочного стиля людей, которым запрещено пользоваться благородным стилем», доставшийся Лине по наследству, сковывает её клинок, мечу Воло придаёт сил семейный образ «клинка, который становится всё сильнее, питаясь кровью сильных».
Скорее всего, когда Воло увидел на поляне обрывок моей комбинации и чёрный меч с высоким приоритетом, он разглядел во мне противника, которому стоит пустить кровь. С одной стороны, такой честью можно гордиться, а с другой — тем самым Воло счёл меня удобной жертвой.
Всё это сводится к тому, что если я пропущу удар Воло и истеку кровью, его мысленный образ станет ещё сильнее. И, если говорить начистоту, проиграть этот бой очень и очень легко.
Я не мог позволить себе поддержать противника накануне его последней битвы с Линой. Может, закрыть глаза на позор, взять слова обратно и потребовать бой без ранений?
Задумавшись, я опустил голову, как вдруг на мои плечи легли чьи-то руки.
— Но я повторяю, Кирито. Я верю в тебя. Я знаю, тебя он так просто не одолеет. Ты ведь не забыл своё вчерашние обещание?
— Обещание? — повторил я и тут же кивнул. — Да, я обещал показать вам всё, на что способен.
— Что же. Обстоятельства изменились, так что покажешь мне прямо здесь, Кирито. Дай волю своей настоящей силе и победи Воло Ливантина.
Её слова развеяли все колебания, которые у меня оставались. И сомнение насчёт того, можно ли мне сражаться с Воло до Лины, и страх перед поражением, которое сделает противника ещё сильнее, — всё это позорные отговорки высокомерного неудачника. И я чуть было не преподнёс их моей дорогой наставнице в качестве прощального подарка. Если взялся за меч — сражайся им изо всех сил, и физических, и духовных. Разве не это — главное правило, которому я всегда следовал в виртуальных мирах?
Я кивнул Лине, посмотрел направо и встретился глазами с Юджио, который почти свесился с перил трибуны. Моя ухмылка не прогнала беспокойство с его лица, но он всё равно сжал правую руку в кулак и выбросил его вперёд.
Я ответил тем же жестом и снова повернулся к Лине.
— Я исполню обещание, — бросил я ей.
Лина молча кивнула и шагнула назад. И, точно дождавшись…
— Начнём уже, кадет Кирито? — раздался спокойный голос с противоположной стороны зала.
Я медленно развернулся и подошёл вплотную к чёрной границе.
— Да.
Мы с Воло вместе стукнули себя по груди кулаками — сейчас этого упрощённого рыцарского жеста вполне хватало. Поскольку у нас всё-таки не полноценный поединок, судей в зале не было. Впрочем, тут и судить нечего: чья кровь прольётся первой, тот и проиграл.
Я шагнул вперёд, переступив границу поля боя. Второй шаг, третий, четвёртый — и вот я у поперечной доски, означающей начальное положение.
Воло потянулся к левому боку, я — за спину. Мы оба со звоном выхватили клинки. Меч Воло, с тёмно-золотистой рукоятью и отполированной до блеска сталью лезвия, вызвал на трибунах восхищённый гул. Однако затем зрители увидели мой клинок, и гул стал недоумённым. Ни одному ученику академии ещё не доводилось видеть абсолютно чёрный меч.