Даже сейчас искусство мира людей — музыка, живопись, скульптура, поэзия — ограничено Кодексом Запретов. Искусством могут заниматься лишь обладатели соответствующих Призваний, и любое произведение должно получить одобрение имперской цензуры. Если оно окажется чересчур развлекательным или будет хоть самую малость противоречить Церкви Аксиом или легендам о сотворении мира, цензура не пропустит произведение к людям.
Верховный мечник хотел немедленно упразднить цензуру, но столкнулся с сопротивлением Совета — главным идеологом был, конечно же, рыцарь единства Нэргиус, — поэтому дальше слов дело не пошло. Ронье пока было слишком сложно взвесить все за и против, но ей хотелось, чтобы однажды люди могли петь песни, писать книги и рисовать, не думая о Призвании или цензуре.
Правда, до этой чудесной эпохи надо ещё дожить, а для этого требуется сбежать из темницы.
Но окрепшая было решимость вновь дала трещину, когда раздался тихий стон подруги:
— У-у, это бесполезно… — Тизе, пытавшаяся открыть решётку Инкарнационной отмычкой, прислонилась к двери и села на пол. — Кирито давно бы уже взломал замок…
Несмотря на всю тяжесть их положения, слова подруги не могли не вызвать у Ронье улыбки.
— Слушай, если что-то под силу ему, для нас это может быть совсем не так просто!
— Это-то понятно… Как там у тебя дела?
Пока подруга пыталась взломать дверь, Ронье внимательно изучала стены пещеры, но не нашла ни потайного выхода, ни даже слабых мест. Темница была сложена из идеально подогнанных друг к другу блоков знаменитого гранита Северной Империи. Даже силы рыцаря не хватит, чтобы бесшумно разобрать такую стену, а если начать выламывать камни или решётку, то грохот обязательно услышат в особняке.
— Надеюсь, с Симосаки всё в порядке, — проговорила Тизе, которая сидела на полу, обхватив руками колени.
Она произносила это уже в четвёртый раз. Ронье села рядом с подругой и ласково погладила её по спине:
— Конечно в порядке. Скоро вы снова увидитесь.
Тизе молча кивнула, а Ронье с тревогой задумалась о Цукигакэ, не убирая руки со спины подруги.
Между темницей и северными вратами Центории есть лишь холмистые луга и поля личных императорских угодий. Ронье не боялась, что местная живность осмелится напасть на детёныша дракона, но мало что знала о личных угодьях. Цукигакэ могла столкнуться с какой-нибудь непредвиденной опасностью, а Ронье сейчас была способна только молиться, чтобы дракончик благополучно добрался до города.
«Защитите её, о богини».
Хотя она знала, что на небесах нет ни чудесного мира, ни богинь, Ронье помолилась от всего сердца.
Ответом ей послужил скрежет трущихся камней.
В левой части освещённого масляными лампами прохода медленно поднималась каменная плита. Ронье и Тизе вскочили и отошли к дальней стене. Из соседней клетки послышались сдавленные выкрики гоблинов.
Когда потайная дверь полностью открылась, из темноты выплыл человек в чёрном, которого император Кругер назвал Зеппосом. В руке у него тихонько бренчала связка ключей.
Мужчина остановился перед клеткой Ронье и Тизе, медленно нагнулся и из-под капюшона окинул девушек взглядом. Ничего не сказав, он выпрямился, сделал ещё несколько шагов и остановился перед второй клеткой.
«Просто пришёл проверить?» — задумалась Ронье, осторожно подходя к решётке. Посмотрев на мужчину, она увидела, что тот вставляет ключ в замочную скважину.
Замок равнодушно щёлкнул, гоблины испуганно завизжали. Мужчина хладнокровно открыл дверь и произнёс странным, неестественным голосом;
— Выходите, все трое.
Крики гоблинов утихли.
— Вы нас… отпускаете? — послышался шёпот.
— Да, — ответил Зеппос секунды через три.
«Врёт!» — почувствовала Ронье, причём не только из-за подозрительной паузы: Похитители не могли просто отпустить гоблинов, которых с таким трудом похитили из гостиницы в Южной Центории.
Но горные гоблины вышли из клетки, ничего не заподозрив.
— Туда, — приказал Зеппос, указывая не вправо, на коридор, ведущий на поверхность, а на потайную дверь слева.
Гоблины безропотно потопали к двери. Зеппос шёл следом, будто отрезая путь к отступлению. В тот самый миг, когда он проходил перед решёткой, Ронье не выдержала и спросила:
— Зачем вам эти люди? Куда вы их ведёте?
Гоблины замерли и посмотрели на Ронье виновато-озадаченными взглядами, словно и правда, верили, что их собираются отпустить.