Она положила ключ в инвентарь и достала из сундука кожаный мешок. Внушительный вес добычи наполнил Синон трепетом предвкушения. Вдруг там золото, которого не нашлось среди монет, или могущественный волшебный артефакт? Развязав мешок, девушка запустила внутрь руку и нащупала какие-то небольшие округлые предметы. Синон вытащила один, и...
— Что это?.. — пробормотала она, увидев на ладони поблескивающий металлический шарик, словно для небольшой рулетки.
Судя по слабому блеску, он был железным или свинцовым — в общем, однозначно недрагоценным. Синон заглянула в мешок и увидела ещё множество таких же шариков. Разочарованная, она всё же постучала по находке, не желая сдаваться. Открылось окно свойств: «Грубая дробь для мушкета; оружие/боеприпас; сила атаки: 28,42 пробивная; масса: 3,67».
— Обычная дробь?..
В принципе этот клад вполне соответствовал случайному сундуку из легкодоступной пещеры. Разочарованная Синон уже собиралась выкинуть шарик, но вдруг застыла.
— Для мушкета?!
Разве в GGO была такая категория оружия?
Если Синон не изменяла память, мушкеты — это примитивные ружья с кремнёвыми замками, заряжаемые с дула. Несмотря на внушительную длину, их не называют винтовками, потому что винтовую нарезку ствола в те времена ещё не изобрели. В истории Японии, как и мировой, мушкеты — не более чем один шаг вперёд после аркебуз и их фитильных замков.
По сюжету GGO, мировая война привела к концу света и деградации общества — в частности, к почти полной утрате современной металлургии. Если лазерные винтовки ещё можно делать из пластика, то при производстве огнестрельного оружия без штамповки и фрезеровки металла никак не обойтись. Вот почему такое оружие не могут создать даже лучшие NPC-мастера: его приходится искать в городских развалинах. Свои «Гекату» и МР7 Синон тоже нашла в столичном подземелье.
Однако в тех развалинах можно было достать только оружие начала двадцатого века или более новое. Синон даже слухов таких не помнила, чтобы кому-то попался мушкет прямиком из семнадцатого столетия. Не говоря уже о том, что даже самого слабого монстра было бы крайне трудно победить ружьём, которое необходимо заново заряжать порохом и дробью после каждого выстрела. Получается, что...
— В этом мире есть мушкеты?.. — пробормотала Синон, осматривая шарик дроби.
Через пару секунд она бросила добычу обратно в мешок, завязала его и убрала в инвентарь.
Ничего действительно ценного в сундуке не нашлось, но Синон утешала себя тем, что успешно вскрыть замок — уже успех.
Девушка прислонилась к слегка вогнутой каменной стене. Было уже шесть вечера. Монстры в этой пещере, видимо, не жили, так что пришло время выйти из игры и разобраться, что происходит.
Однако перед этим Синон решила перевести дух и подождать пять минут — или хотя бы три, — чтобы убедиться, что пещера действительно безопасна. Затем можно выйти в реальный мир, выпить воды, перекусить... Кстати, что там у неё в холодильнике? Вроде со вчерашнего ужина остался мисо-суп со свининой, который можно разогреть. Ещё можно пожарить одно из моти, которые прислала бабушка...
Синон сама не заметила, как закрыла глаза и провалилась в тёплую тьму.
Она очнулась, услышав негромкий мелодичный звук. Он напоминал звон тысячи колокольчиков или позвякивание осколков стекла, осыпающихся дождём.
Синон сморщилась и распахнула глаза, но увидела не белые обои своей комнаты, а каменную стену. Долю мгновения девушка не поняла, где находится, но затем вспомнила, что залезла в виртуальную пещеру и собиралась выйти из игры, но нечаянно уснула.
Индикатор времени в уголке интерфейса показывал пять минут десятого. Другими словами, она проспала три часа. Отсюда следовал вывод — в этом мире система не отключает игрока от игры, даже заметив, что он уснул. Впрочем, если бы Синон выбросило из мира, она бы наверняка проспала в уютной постели все восемь часов, так что прямо сейчас эта особенность оказалась очень кстати.
Снаружи по-прежнему доносился странный звук. Всё ещё недоумевая, Синон взглянула на расщелину, через которую проникла в пещеру. Всю сонливость как рукой сняло.
Казалось бы, уже наступила ночь, однако пещеру наполнял свет — но не заката, а холодное фиолетовое сияние, подобное блеску аметиста.