Я могу!
Всё во мне возликовало. По характеристикам рыцарю-стражу было далеко до боссов уровней в SAO. Один на один преимущество на моей стороне.
Стряхнув белый огонь, всё ещё липнущий ко мне, я поднял взгляд на люк. От того, что я увидел, улыбка застыла у меня на губах.
До вершины гигантского купола было ещё далеко, но почти из всех хаотично раскиданных по стенам витражных окон уже появлялись белые рыцари. Их были десятки — нет, сотни.
— …Уооооо!!! — заорал я, словно хлеща себя за секундный испуг. Неважно, сколько их будет, — мне просто-напросто придется перебить их всех. За работав крыльями ещё яростнее, я ринулся вверх.
Несколько свежепоявившихся стражей опустились и преградили мне путь. Я нацелился на ближайшего и снова занёс меч.
В этот раз я не стал рисковать потерей равновесия из-за соударения клинков и сосредоточился на острие летящего наискось вражеского меча. Я изогнулся всем телом, уходя от удара. Полностью уклониться не удалось, вражеский меч скользнул по плечу, нанеся незначительный урон, но я не обратил на это внимания, сконцентрировав все чувства на атаке.
Мой двуручник метнулся по прямой, пробил маску и уничтожил второго врага. Не успел вырвавшийся из тела рыцаря белый огонь погаснуть, как место павшего занял новый враг.
Следующий рыцарь уже начал атаку; я заскрипел зубами. Ясно было, что на этот раз полностью уклониться не выйдет, и я принял клинок вскользь на левое предплечье.
Удар отозвался в костях; краем глаза я увидел, что мои хит-пойнты понизились процентов на десять. Но рука отклонила вражеский меч, и рыцарь потерял равновесие. Мой клинок пошёл сверху вниз, нацеливаясь врагу в шею.
Теперь, однако, скорость была ниже, и мне не удалось убить стража одним ударом. Плюс справа приближался ещё один рыцарь. Я изогнулся в его сторону и за счёт инерции этого движения пнул левой ногой раненого рыцаря в маску.
Как удачно, что в этот мир перенеслись старые данные о мечнике Кирито, в том числе навык рукопашного боя, который здесь считается бесполезным. Мой пинок срубил врагу остатки хит-пойнтов. Огромное тело окуталось пламенем и рассыпалось под искажённый звуковым эффектом вопль.
Удар третьего рыцаря я в последнее мгновение сблокировал мечом.
— Ссэээ!!!
Я сжал левую руку в кулак и обрушил его на зеркальную маску. Хрясь! От точки удара во все стороны пошли трещины, и рыцарь испустил полный муки вой.
— Падай! Падаааай!!! — орал я. Ощущение было совсем не такое, как в Ётунхейме, когда я дрался с ундинами, — сейчас меня вело обжигающее стремление разрушать. Меч в моей правой руке впился рыцарю в шею, левой я бил снова и снова.
Да — когда-то я уже жил в этом мире. Бродя в одиночестве по одному из самых глубоких данжей, я сражался на грани смерти; я тогда возводил собственную гробницу из тел монстров, продолжая и продолжая без конца махать мечом.
Наконец мой кулак пробил маску рыцаря, и во все стороны брызнула вязкая светящаяся субстанция. Я был по-прежнему в плену внутреннего голоса, велящего разрушать, и ещё сильнее воткнул левую руку прямо в сияние. Рука прошила голову рыцаря насквозь, и его тело начало плавиться, а я оказался весь в белом пламени.
Тогда моё сердце было твёрдым и сухим, как камень. Прохождение игры, освобождение других игроков — всё это было пустыми словами. Я отторгал всех и лез вперёд, желая лишь очередной схватки.
Ещё четыре или пять рыцарей-стражей подняли сверкающие мечи и спикировали на меня с воем, напоминающим зловещий крик какой-то птицы. Мой рот скривился в хищной ухмылке, и я помчался прямо на них, изо всех сил работая крыльями. Каждый нерв во мне вибрировал от жестокого ускорения, электрические импульсы, соединяющие моё тело здесь и мой мозг там, превратились в белые искры, мелькающие перед глазами.
— Уооооааааа!!!
Издав яростный вопль, я рубанул мечом горизонтально, держа его обеими руками. Одним движением отбил сразу все мечи рыцарей. Потом, закрутившись, словно ветряная мельница, направил меч в область вражеских шей.
Хрясь, хрррясь! Тупой звук дуплетом, и две головы в зеркальных масках отлетели вверх. Пламя, в которое враги превратились в последние мгновения своей жизни, было подобно белой розе; оно омыло мои нервы, раскалив меня ещё больше.
Лишь находясь в челюстях смерти, я мог видеть свою жизнь. Швырять себя в каждую битву, как в последнюю, сжигать свою душу до конца и затем падать — только так я мог расплатиться со всеми, кто погиб у меня на глазах.